К Ирине стала в последнее время ходить Аннушка, прислуга из соседнего дома. В первый же раз она, идя на базар в платочке и с корзиной для провизии, встретила Ирину на дворе, расспросила, в какой она квартире. А на другой день пришла посидеть.
- Небось нужда заставила? - сказала Аннушка, посмотрев на тонкие, нерабочие руки Ирины.
Ирина, не открывая своего действительного положения, рассказала, что она дочь бедных родителей, но училась в гимназии, служила, а потом потеряла место и ей пришлось пойти в прислуги.
- Вот, так-то вот...- сказала Аннушка.- Э, голубушка, а, впрочем, и то сказать, бог милостив, не пропадешь.
И, слушая ласковый голос Аннушки, Ирина чувствовала какое-то успокоение. Ей было просто и легко с этой простой женщиной.
- Что ж тебе чай-то отвесной дают или что останется? - спросила Аннушка.
Ирина покраснела от мысли, что ей нечем угостить Аннушку. Денег у нее нет. А пойти и взять в буфете... она вдруг почувствовала, что не может почему-то этого сделать. Вдруг хозяин в это время придет или Софья увидит, что она в буфет полезла, и пройдет, ничего не сказав. А потом увидит, что в кухне у нее Аннушка.
- Я как-то не думала об этом. Мне все равно,- сказала Ирина, отвечая на вопрос о чае.
- Напрасно. Надо требовать, что полагается. Им, матушка, никогда не угодишь. Что ты чаю отдельно себе не спросила,- тебе это неудобно, а они, думаешь, оценят? Или сами догадаются? Нет, матушка, они догадываются только тогда, когда с ножом к горлу пристанешь.
Ирине хотелось сказать:
"Аннушка, милая, да, ведь, все это одна комедия из-за несчастных обстоятельств. Это не хозяйка, а единственная близкая мне человеческая душа".
А потом сейчас же подумала, что чаю-то у нее все-таки нет, и пойти взять его в буфете ей почему-то неловко и страшно.
- Эх, головушка горькая,- сказала Аннушка, почесав голову под платком,кто о нас позаботится, если сами о себе не позаботимся. Вот до тебя у них хорошая работница-прислуга была. Так что ж ты думаешь! Сжила ее хозяйка-то твоя. Ну, пойду, видно. Когда что нужно помогнуть, позови, приду.
И когда из дома все уходили, Ирина бежала к своей новой подруге, делая вид, что ей нужно что-нибудь спросить ее. А в действительности потому, что ей было приятно слушать ее ласковый голос с успокоительными интонациями.
Иногда Аннушка усаживала ее в своей комнатке с образами и сухими вербами в углу, ставила на стол без скатерти медный самовар, молочник с молоком, чайник с крышечкой на грязной веревочке, и они пили чай и говорили. Ирина как будто чувствовала в этом отголосок далекого детства.
И один раз Аннушка пришла к ней, и Ирина поставила самовар, взяла в буфете чаю, сушек. Нужно было убрать комнаты, потому что Софья стала уходить все чаще и чаще по утрам, оставляя ее одну убирать комнаты, но Ирина решила, что еще придут не скоро, и она успеет напоить Аннушку чаем и потом убрать.
И вот, когда они пили, послышался стук парадной двери, которую отперли английским ключом... Кроме хозяев, никто не мог сам войти.
Ирина почувствовала, что у нее похолодели пальцы и замерло сердце, точно, действительно, она была прислуга, а это пришли хозяева, когда у нее еще ничего не убрано, а сама она сидит и распивает чай с соседней прислугой.
- Что это такое тут?! - вдруг послышался удивленный голос хозяина.- Что это здесь за свинарник?
В ответ ему было молчание. Очевидно, Софья молча оглядывала неубранные комнаты и не находила, что ответить.
- Я тебе давно говорил, что ты не умеешь обращаться с людьми. То ты придираешься и кричишь по всякому пустяку, а то вдруг заводишь какую-то дружбу с прислугой. В результате - ерунда! Нет, ты, пожалуйста, скажи ей серьезно, чтобы она свои обязанности помнила.
Ирина все это слышала, и у нее глухо, тяжело и мутно билось сердце, так что было слышно самой.
- Ну, я пойду, матушка,- сказала тихо Аннушка.- Да ты не очень позволяй наседать-то на себя, отгрызайся.
Софья Николаевна вдруг почувствовала себя в нелепом положении, что ей, хотя бы для виду, придется делать выговор Ирине. Но в то же время она чувствовала сильную досаду, почти возмущение от небрежности Ирины. Они пришли домой втроем с тем мужчиной, который ухаживал за ней, и он явился свидетелем этого свинарника, так как были даже не убраны постели.
Ирина услышала громкие, резкие шаги Софьи, шедшие к кухне.
Софья хотела мигнуть Ирине, дать ей понять, чтобы она не принимала серьезно то, что она будет ее пробирать, но от досады и рассеянности как-то забыла это сделать.
Кроме того, когда она вошла в кухню, то увидела уходившую Аннушку, от которой, она думала, что теперь избавилась навсегда, и на столе самовар с сушками, теми самыми, которые она покупала...
Она против воли быстро взглянула на самовар, на сушки, на скрывшуюся в дверях спину Аннушки, от чего у Ирины все замерло внутри, и сказала:
- Ариша, что же вы делаете?! Ведь я вас просила всегда убирать раньше. Пойдите сейчас же уберите. Как у вас нет такта, чтобы самой понять, если вас не заставляют, а просят...