Рассказы (Блог автора в “ЖЖ“, 2008-2010)

На склад, торгующий окорочками, через несколько дней пришел новый кладовщик. Он проработал всего месяц, после чего первый раз опоздал на работу. Причина банальна — вчера усугубил, сегодня проспал.

На следующий день в его жизни появилась очень назойливая и крайне живучая муха.

© 10 ноября, 2008

Щенок-2

Я свою собаку сам тренирую, кинологам не отдаю. Во-первых, денег жалко, а во-вторых… ну что я, общего языка со своей собакой не найду? А кинологи вон, за курс обучения двести долларов просят, сволочи. Неее… только сам. "Рядом!", "Сидеть!", "Лежать" — когда команду правильно выполняет, я ему колбаски кусочек, или косточку. Рекс у меня до колбасы дюже охоч. Любит колбасу, подлец. Я ему каждое утро когда овсянку или перловку варю, обязательно колбасы туда подбрасываю.

Овчарка у меня, немецкая. Ну как овчарка? Овчаренок еще, щенок. Сколько ему… года полтора примерно. Молодой, глупый. Понимает вроде как всё, что говорю, а вот слушается не всегда. Через это и страдает иногда — то носом в улей, как говорится, то жопой в муравейник. Последнее время я его в лес не вожу, дома тренирую. То есть, во дворе.

Дом-то у меня частный, только двор на трех хозяев. К соседям Рекс привык, с Семеновых дочкой играется даже, а Зильберштейнов немного побаивается и, когда я не вижу, ссыт им под крыльцо. Я-то на самом деле вижу все, только молчу, потому как тоже Зильберштейнов, знаете ли, не очень уважаю.

Ну так вот. Сидим мы как-то с Рексом во дворе, я на корточках, а он на своей собачьей заднице. Команды отрабатываем.

— Лапу. — говорю я и протягиваю правую руку, а Рекс пытается мне за спину заглянуть, где в левой руке любительской двести грамм в кулечке порезаны. — Лапу!

Рекс нехотя лапу поднимает, а сам носом шмыг-шмыг.

— Другую! — говорю я и Рекс задумывается, мол одну уже дал, как теперь вторую давать, ведь так и опору потерять можно.

Тут-то калитка и хлопнула.

Я только обернуться успел и увидеть, как во двор Бердиков зашел, Иван Борисыч. Он на соседней улице живет, ихняя семья с Зильберштейнами дружит, вот он и пришел в гости, да не один, а с супругой.

Рекс меня чуть не сбил, когда к калитке бросился с лаем.

— Стоять! — кричу. — Рекс, ко мне! Ко мне! Рядом!

Да какой там рядом… Вижу, Иван Борисыч к крыльцу обоссаному прижался, а супруга его, дама в возрасте и в весе, рядом на скамейку Зильберштейнов забралась и сумочкой отмахивается. А Рекс рычит, лает, вот-вот цапанет кого-нибудь из них. Даром, что молодой, а зубы-то имеются.

Бегу туда. Кричу:

— Фу! Рекс, ко мне! Ко мне!

Супруга Бердикова визжит, сам Иван Борисыч то краснеет, то белеет — эмоциями фонтанирует. Добежал, за ошейник Рекса схватил, еле оттянул.

— Извините, — говорю, — Иван Борисович. Не уследил.

Иван Борисыч от крыльца отлип, супруге своей помог со скамейки спуститься и говорит мне так наставительно:

— Нехорошо на мирных людей собак травить. И вообще, с собакой вон, в лесу лучше гулять.

Ну и по крыльцу к Зильберштейнам, на звонок жмет побыстрее. Рекса я за ошейник-то держу, а он все порыкивает, показывает, что мол стоит тут на страже двора не хуже, чем ФСО у Белого Дома.

Я его на поводок и в лес повел. Иду значит, весь себе такой хмурый, а Рекс рядом плетется. Остановились на какой-то полянке, я поводок отстегнул, а Рекс бегать не стал, почуял, что разговор у нас сейчас серьезный будет.

Я значит посмотрел в его глаза собачьи и говорю:

— Ты что ж делаешь? Ты знаешь, кто такой Иван Борисыч?

Хотя откуда ему знать? Молчит Рекс.

— Я тебе объясню. — продолжаю я. — Ты еще не забыл про те сто пятьдесят килограмм крахмала, что я у тебя на реализацию взял?

— Конечно не забыл! — говорит Рекс. — Там на четыре с лишним тыщи товара…

— Заткнись! — обрываю его. — Этот крахмал я Иван Борисычу на склад отдал. Просил его долго, чтобы взял. Так вот если он его вернет обратно, я его тебе верну и будешь ты по утрам вместо овсянки с колбасой свой долбаный крахмал жрать, понял, козел?!

И пошел, не дожидаясь ответа. А Рекс следом поперся. Молча, лишь вздыхая виновато по-своему, по-собачьи.

Ну что с него взять, молодой еще, глупый.

Но кинологам я его все равно не отдам. Сам воспитаю.

© 10 ноября, 2008

Самый последний

Я вернулся. Рукой прикасаюсь к стене.

Я здесь жил. Этот Город тогда был во мне.

Но теперь все не так, я как будто чужой.

Бедный, босый, по-детски наивно смешной.

Я вернулся, смотрю в лица давних друзей.

То ли старый я стал, то ли лица тускней.

В их глазах пустота. Не горит больше свет

Безрассудности драк и азарта побед.

Я вернулся. Зачем? Чтоб увидеть войну?

Как бойцы погибают за правду свою?

Безвозвратно уходят один за другим…

И что самое страшное — без причин.

Я вернулся. Я понял, что жизнь — это тлен.

Паутина невидимой трещины стен.

И чем дальше, тем больше таких паутин.

Город гибнет без нас, он не сможет один.

Я вернулся, чтоб это все остановить.