Рассказы. Часть 2

Пыль толстым слоем покрывала изъеденный ржавчиной пол, воздух был прохладным, на губах ощущался металлический привкус. Дверь захлопнулась, и без малого пятьсот мужчин оказались взаперти.

В стене, что отделяла одну громадную камеру от другой, были окошки. Мы кинулись к ним, толкаясь, пихаясь и рыча. Каждый старался поспеть первым.

Я был молод и силен. Я прорвался сквозь толпу к ближайшему окошку. Там, прижатый к стене сотней потных тел, уже находился какой-то человек. Он протягивал руки к женщинам, которые сгрудились с той стороны зарешеченного отверстия.

— Эгнис! — кричал он. — Эгнис, ты тут? Ты жива? Я схватил его за плечо и оторвал от окошка. Он с проклятием обернулся ко мне, и я с размаху врезал ему в челюсть. Он упал на руки тех, кто стоял позади.

— Кэтрин! — прорычал я.

По металлическим пещерам пошло гулять эхо. Вопли, молитвы, брань и плач обрушивались на нас, и впечатление было такое, будто наши головы вот-вот расколются на части от этой чудовищной какофонии.

— Кэтрин! Кэтрин!

Неведомо как, но она отыскала меня. Она прильнула к решетке и поцеловала меня через нее, и я забыл про транспорт, про рабство и вообще про весь мир.

— О, Джон! Джон, Джон, любимый мой, ты жив, ты со мной!..

А потом она оглянулась и торопливо проговорила:

— Джон, если их не успокоить, то нам не избежать паники. Подумай, чем занять мужчин, а я разберусь с женщинами.

Такова она, моя Кэтрин. Мужества ей не занимать, и не существует положения, из которого она не сумела бы найти выход. Я спросил себя, а есть ли смысл в предотвращении паники. Ведь участь тех, кто погибнет, все же предпочтительнее рабства, не правда ли? Но Кэтрин не сдается, а значит, и мне — не к лицу.

Мы вернулись к нашим товарищам и товаркам по несчастью. Мы добились своего окриками, угрозами и тумаками. Мало-помалу люди успокоились. Наконец в трюме невольничьего корабля установилась относительная тишина. Тогда мы организовали очередь к окошкам. Кому-то посчастливилось найти свою половину, кому-то — нет, но мы с Кэтрин отводили взгляды и от тех, и от этих. Некрасиво подглядывать за душой, когда она обнажена.

Послышался рокот двигателей. Вперед, к ледяным пикам Горзуна, прочь от голубых небес и зеленой травы, соленого запаха океана и шелеста ветра в кронах деревьев. Теперь мы — рабы и нам остается только ждать.

Времени на борту транспорта словно не существовало. Тусклые флюоропанели поддерживали постоянный полумрак. Кормили нас горзуни лишь тогда, когда вспоминали, что на корабле есть пленники. Большей же частью наше одиночество нарушали дребезжание двигателей да астматические вздохи вентиляторов. Сила тяжести вдвое выше земной вынуждала многих из нас воздерживаться даже от разговоров. По моим подсчетам, примерно через сорок восемь часов после вылета с Земли транспорт перешел в гиперпространство. Мы навсегда покинули Солнечную систему, и тут к нам заглянул человек в железном ошейнике.

Он вошел к нам в сопровождении вооруженных горзуни, которые держали винтовки на изготовку. Мы безучастно уставились на приземистую фигуру в дверном проеме. Голос его чуть было не затерялся под сводами колоссальной металлической пещеры.

— Я хочу рассортировать вас. Подходите ко мне по одному и называйте свое имя и профессию, если она у вас имеется. Предупреждаю сразу: ваши утверждения будут проверены на деле, и тех, кто обманет меня, ждет мучительная смерть.

Мы повиновались. Горзуни — тот самый пьяный «врач» — сжимал в пальцах иглу для татуировки, которой он выкалывал на ладони каждого из нас порядковый номер. Человек же записывал эти номера в блокнот вместе с именем, возрастом и родом занятий. Не обладавших техническими навыками — а таких было большинство — грубо толкали обратно. Группку специалистов (или тех, кто претендовал на подобное звание) согнали в один угол.

Игла обожгла мою ладонь, и у меня перехватило дыхание. Я услышал равнодушный голос:

— Имя?

— Джон Генри Ривз, двадцать пять лет, лейтенант космофлота Содружества, а до войны — инженер-ядерщик.

В горле у меня першило, во рту чувствовался горьковатый привкус. Привкус поражения.

— Хм-м. — Я заметил, что предатель глядит на меня со странным выражением. Внезапно полные губы разошлись в улыбке, которая совершенно преобразила его лицо, будто осветила на единый миг. — Ах да, ну как же, лейтенант Ривз. Помнится, вы обозвали меня мерзавцем.

— Мерзавец, — прорычал я. Ладонь моя пылала и подергивалась. Я стоял перед ним, голый и немытый, сознавая свою беспомощность и сгорая со стыда.

— Быть может, вы и правы, — кивнул он. — Мне требуются два помощника. Наш корабль — сущая развалина. Двигатели вполне могут разлететься на кусочки на полпути к Горзуну. Не желаете помочь мне?

— Нет, — отрубил я.

— Будьте разумны. Отказываясь, вы сами себя приговариваете к карцеру, в который мы запираем непокорных рабов. Перелет нам предстоит долгий, скука и однообразие сломят ваш дух без всяких плеток. А в качестве моего помощника вам положена отдельная каюта и разрешается определенная свобода передвижений.

Я призадумался.

— Вы сказали, вам нужно двое помощников?