Рассказы дяди Миши, одессита

…Двор на улице лейтенанта Шмидта мы пересекаем перегретые солнцем, нагруженные: дядя Миша наловил две корзины бычков (обе несет сам), я — одну, но тоже полную. Плюс резиновые шлюпки и прочее. Нас встречает ворчание тети Марии. Оно бесконечно и сводится к тому, что муж "целый день прохлаждался на своей рыбалке, а теперь вот ей после целого дня работы предстоит еще и чистить рыбу, которой этот жадный старик наловил так много, что невозможно поднять, а нее болят и спина, и ноги, и руки, что у всех мужья как мужья, а у нее…" и так далее.

Мы разгружаемся, снова надуваем и ставим для просушки у стены две резиновые шлюпки, вытаскиваем из кухни табуретки и садимся под окном. Из

окна льется на наши головы ворчание тети Марии, которая уже чистит рыбу, чтобы подать нам ее, золотистую от муки и постного масла, на большой сковороде.

— Она не понимает, — бормочет про себя, а может, и чуточку для меня дядя Миша, — бог создал человека для рыбалки; для рыбалки — а не для того, чтобы он развешивал белье…

Белье на уровне второго этажа давно сняли; из кухонного окна Топоровских истекает дух жареных бычков и свеженарезанного салата из огурцов и помидоров. Сейчас нас позовут к столу, мы сядем за него втроем, дядя Миша разольет холодную водку, и я знаю, за что мы с ним выпьем, не говоря об этом вслух.

Воскресный улов дяди Миши обеспечит недельное пропитание семьи: икра, заливное, уха, жареные бычки — самое "прикольное" одесское блюдо, рыбные котлеты; крупных же бычков ("локоть", "кнут") тетя Мария продаст соседям или вынесет на Привоз…

НОЧНОЙ ГЕНИЙ ИЛИ "ЖИЗНЬ У"

С Непоседой — так я звал этого человека про себя — мы встречались в одном и том же кафе, более того, за одним и тем же столиком. Он, видимо, дожидался, когда его освободят, и прочно занимал один и тот же стул, беря ради порядка печеный пирожок с мясом и кофе. Я, как правило, садился напротив, не зная, что так тянет моего знакомого к этому месту. Разговаривая со мной, он часто заглядывал за мою спину, я всегда думал, что он кого-то ждет. Но так было каждый раз. Что же высматривает за моей спиной Непоседа?

По природе своей Гера К. - живчик. И движениями тела, и, главное, умом. Мозг моего знакомого круглые сутки кипел, шумя, должно быть, как чайник, и пыша не видимым другим паром. А за ночь, говорил мне Гера, он просматривает не менее десятка самых разных снов. Кончается один и тут же начинается другой, как на просмотре кинофильмов, а он то участвует в них, то сидит как зритель.

Гера был суетлив и в прежней жизни, меняя места работы, квартиры, жен, успел пожить в далеких уголках Союза, побывал даже близ алмазной трубки в городе Мирный в Якутии. Оттуда приехал непривычно тихий, задумчивый, рассеянный; сидя с нами, журналистами, в "стекляшке", отрешенно барабанил пальцами по залитой вином столешнице и время от времени приговаривал: "Все туда… Все туда… — и уточнял: — На реку Вилюй… Вилюй…".

Здесь, где почти каждый иммигрант примеряет себя к бизнесу, мой Непоседа как обезумел. Он мотался, сбивая каблуки, по городу днем, раскалял уличные телефоны, долго не успокаивался по вечерам, опять-таки расплавляя телефон, не давал покоя ни одному из своих знакомых и знакомым знакомых, и совсем уж незнакомым людям.

Гера вывез Оттуда кое-какие деньги и тут же пустил их в ход. Купил для начала парикмахерское кресло в надежде выгодно его перепродать (ремеслом куафера он не владел). На кресле слегка прогорел и купил вэн — мало ли что можно на нем возить. Для начала он повозил стираное из китайской прачечной, но китаец через время взял на это место своего. Гера тогда подрядился развозить по магазинам рыбу с базы, но вэн провонял скоро так, что чуть не накрылся его следующий бизнес — развозить по заказам блядей. Те, нюхнув селедочного духа, от Гериной машины отказывались. Потом белье не отдушишь.

Купил с кем-то на пару видеосалон, но салон больших денег уж никак не сулил. "Русские магазины", знал он, требуют жуткой отдачи, 13-14-часового рабочего дня, короче, высунутого языка, и все равно они часто становятся банкротами.

Гера стал подумывать о карсервисе, но тот требовал серьезных вложений и долгого ожидания прибытка. В общем, не якутские камешки…

Все это было, в сущности, мышиной возней, это была суета сует. За суетой же у Геры стояло сильнейшее томление духа.

Дело в том, что беспрестанное шуршание здесь зеленых, чуть отдающих малахитом, банкнот, что передавались из рук в руки, их мелькание, похожее на мелькание крыльев дивной бабочки, будоражило Геру до того, что он с денег, чуть их увидав в чужих руках, глаз уже не сводил, не замечая ни лиц, ни одежд. При этом глядении он всегда что-то нашептывал, может быть, привораживая зеленые бумажки, и с трудом после поворачивался к собеседнику.

А по ночам моему Непоседе снились головокружительные коммерческие комбинации, где малая толика денег на глазах превращалась в миллионы… Когда же он просыпался, не было ни миллионов, ни, что самое обидное, тех комбинаций.