Геннадий молча поглядывал, то на Катю, то в свою тарелку, говорить об этом он не любил, если не сказать больше: говорить он вообще не любил. Он всегда молчал. А если что-то решался сказать, то долго перед этим размышлял, а потом тихо, с расстановкой произносил, как бы делая одолжение собеседнику. Катерина иногда называла его стенкой, которую можно очень легко отодвинуть и, которая при этом не издаст ни звука. Она же любила поговорить. А больше всего любила кому-нибудь поплакаться, выговориться, а жилетки у нее такой не было. Муж, по ее мнению, был тряпкой, но не жилеткой. А когда он приходил с работы пьяным, тут было вообще не до разговоров – он ложился спать. Когда же он засыпал, то покрывался красными пятнами и храпел. Иногда он разговаривал во сне. А дочерям было забавно смотреть на отца и стараться выведать тайну у него спящего. Говорят же, что спящий человек, особенно пьяный или человек в бреду, может рассказать о себе многое. Катя же их одергивала: «Не лезьте вы к нему, выспится, снова человеком станет». А они на это смеялись. Но самой Катерине было не до смеха, она часто плакала, стоя возле окна, глядя на улицу в никуда.
Может быть Гена был плохим мужем для Кати, но для дочерей он был хорошим отцом. Он никогда на них не кричал и не поднял ни разу руки. Он часто с ними гулял по лесу, делал забавные игрушки из бумаги, мог выслушать и дать добрый совет. Конечно, он стал все чаще приходить с работы пьяным и меньше обращать на них внимания. Но они, по-прежнему любили и уважали его.
Катя всегда говорила, что вышла замуж не по любви. Генка ей просто нравился, он был скромным, симпатичным, ответственным, а ей нужно было выходить замуж. Он предложил, она согласилась. Хотя выходить замуж за своего одноклассника, да еще соседа – не так романтично. Ведь они в детстве бегали на одной улице, ругались, спорили и ни о каком совместно будущем даже не мечтали, если не считать тот факт, что Генке всегда нравилась Катя, и он частенько дарил ей цветы, в тайне мечтая о ней.
– Мать мне ни копейки ни простила, – продолжала Катерина, – а Наташке постоянно дает в долг, а потом, когда она приносит, говорит: «Наташа оставь их себе, вы же сидите без денег… Не надо мне отдавать. У нас деньги есть». И довольная Наташка кладет их обратно в карман. И еще Людка сейчас на их шею сядет да на нашу. А ведь она, наверняка, ни копейки не привезла с собой. Родные прокормят. Ох! Зло берет на мать и на сестер! А у Наташки даже мыла никогда не бывает, соберется стирать, за мылом хозяйственным к мамке идет в такую даль. Нет, чтобы в магазин сходить, она к матери идет. И машину стиральную, которую купила Зинка (Зина старшая сестра) они берут, чтобы белье свое перестирать. Витька постоянно на мотоцикле приезжает… Разве это дело?! Но неужели она не может себе купить стиральную машину. И картошку никогда на поле не садят, когда с огорода кончается, у матери берут. Ты меня слышишь? – спросила Катя у мужа, который уже не поворачивал голову, а смотрел в свою тарелку, – Так, не забудь сегодня полить помидоры, лук и морковку, – громко с досады сказала Катерина, – а я устала…
В дом зашли дочери, они шумно о чем-то галдели.
Геннадий молча доел суп и спросил:
– А что Людка с Васькой приехали?
– Кошмар! Я разговаривала сейчас со стенкой. Приехали, я тебе об этом твержу уже несколько минут…
Гена спокойно и с укором посмотрел на жену. Потом он встал и пошел на улицу. Катя отправилась вслед за ним, видимо, давать распоряжения насчет поливки огорода и постараться чем-нибудь уколоть мужа.
В десятом часу вечера пришли гости. Катя с мужем были еще в огороде. Стало заметно прохладно, приятный запах влаги тянулся с грядок, освежая округу. Далеко слышался гул удаляющегося поезда. И чей-то пес протяжно и неугомонно лаял очень далеко. Комары стали наглее. Они противно жужжали, выбирая более комфортное и аппетитное место для приземления.
– Добрый вечер! – прогремел Василий и подошел к Геннадию, чтобы протянуть ему руку.
– Здравствуй, Гена! – сказала Люда.
– Здравствуйте! – отозвался хозяин и протянул руку Васе.
– Какая чистота и красота! – произнесла Люда, глядя на ухоженные и ровные грядки. – Какая ты – молодец, Катя!
Похвала подействовала на Катерину, как бальзам. Она выпрямила спину и широко улыбнулась. Ее никто не хвалил и не говорил ей: спасибо. Никто не восхищался ее красотой и нарядами. Геннадий не замечал ее новую прическу, платье, порядок в доме, и от этого она сникала, становилась нервной и ворчливой.