Рассказы, фельетоны, памфлеты 1901-1908

Но дяде Михалу не спится. Слышно ему, как овцы блеют рядом, за плетнем загона, как налетает порывами ветер. Слышны звуки зимней ночи, наступившей так внезапно. Наконец сон сморил и его...

К утру огонь прогорел, и в балагане проснулись от холода.

– Спускаемся в Подлехнице,– приказывает дядя Михал,– уводим овец.

Поели сыра, разожгли угольком трубки и снарядились в дорогу.

– Открывай дверь!

– Не откроешь...

Дверь никак не поддается. Пока спали, балаган замело снегом.

Решили выламывать доски. Выломали одну, но снег, спрессованный давлением, лежал за ней холодной, скользкой, устрашающей стеной.

– Ох, ребята,– сказал дядя Михал, не вынимая трубки изо рта,– придется через потолок.

Принялись выбивать потолок. Вышибли потолочные доски – над ними та же смерзшаяся ледяная стена.

Ни единого звука не проникает извне. Собаки, почуяв недоброе, отползли в угол, и одна из них, Фелка, завыла.

Сколько часов пытались они прорубиться сквозь ту страшную стену?.. Искромсанный снег падал на пол и таял. Они стояли в воде и молились.

А потом разложили у дальней стены костерок – разжечь трубки и обогреться.

– Грешники мы,– сказал чабанам Михал,– не будет нам спасенья.

Не находя себе выхода, дым заполнял балаган. Пришлось костерок потушить и оставаться в полной темноте,– лишь искры тлеющего табака посверкивали в трубках.

Трубочный дым усиливал удушье. Перестали курить и еще раз набросились на ледовую стену.

Мачей в отчаянии впился зубами в снеговую корку,– она была так холодна, что его начала бить дрожь.

Когда поняли бесполезность своих усилий, легли на кожухи, пропитанные влагой, и стали говорить.

– Из Подлехниц пойдут нас искать,– полагал Йозко,– нас найдут.

– Мертвых,– попридержал разбег его фантазии Дядя Михал, все еще невозмутимый, словно бы сидел в подлехницкой корчме.– Искать пойдут. Только пока через снега к нам доберутся, мы будем давно покойники. Сыра хватит дня на три, потом убьем собак, а когда съедим их – конец... Волки вот, правда, нас уже не разорвут.

– Овцы наверняка уже померзли,– вставил стесненным голосом Мачей.

– Еще бы, не померзнуть,– сказал Михал.

– Плакать будут, когда нас найдут,– заговорил Йозко,– повезут в мешках вниз, на погост...

На погост! Как будто здесь и без того не было как в могиле... А снег над потолком все падал, и слой его рос в вышину с поразительной быстротой.

* * *

На седьмой день заточения под снегом, в кромешной тьме, начался бой за жизнь между людьми и собаками.

Первой должна была погибнуть Фелка – ее узнали по тому, как она скулила,– она сопротивлялась, и на помощь ей пришел второй пес. В тесном пространстве две собаки схватились с тремя людьми.

Дядя Михал откусил у еще живой Фелки ухо и, плача, принялся жевать.

Йозко пытался стиснуть Фелке горло, но та кусала его и царапала, а Мачей в это время, как одержимый, хлестал кушаком вторую овчарку, которая еще на той неделе лизала ему руку и радостным лаем встречала его появление.

Сколько же длилось потом мерзостное разговенье, пока магурские вершины заносило снегом?..

* * *

Три года тому назад, скитаясь в тех краях, попал я, сопровождаемый подлехницким учителем Ежиньским, на место этого ужасного события, где в память о погибших свалена груда камней. Дело было летом. Палило солнце.

– А знаете, если верить доктору из Попрада, эти несчастные, там, в балагане, покончили с собой,– благодушно произнес пан Ежиньский.

Я только зябко содрогнулся в ответ и, прищурившись, вдруг увидел в разгар нестерпимо знойного лета, как неумолимо и неустанно сыплет на магурские вершины снег...

– Этакая, знаете ли, зимняя быль,– сказал пан Ежиньский, протягивая мне бутылку сливовицы.

А груда сваленных камней сверкала, как чистейший снег зимой...

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГАЯ АНТОНИЯ ТРОССУЛА <style name="MsoFootnoteReference"><a type="note" l:href="#note_39">[39]</a>

Гаю Антонию Троссулу доверено ответственное задание: как: можно больше людей подвести под топор палача, внести их имена в проскрипционные списки. А что должны совершить эти люди для того, чтобы их головы вывесили над воротами города Арретия в Этрурии? Гнусное злодеяние: crimen laesae majestatis-преступление, состоящее в оскорблении величества, оскорблении пресветлого цезаря римской империи Тиберия.

Антоний Троссул – начальник арретийских тайных ликторов, бдящих о порядке в римской империи. Правда, в прошлом он был разбойником в Трентанин над рекой Тиферном, потом поставлял краденых девушек диким горным племенам в Умбрии, а впоследствии занимался самым обыкновенным воровством, обкрадывая бедных поселенцев в Коллации, в 450 стадия от Рима. Старый добрый опыт должен помочь ему успешно выполнить нынешние почетные обязанности– ведь опытному убийце, вору и бандиту нетрудно втереться куда угодно. Но почему же именно теперь, именно в этрусском городе Арретии начинает он свою Деятельность?