Афиняне распорядились: всем взрослым мужчинам покинуть город и собраться на остров Саламин в аттическом заливе; всех женщин и детей перевезти через залив и просить для них приюта в городе Трезене. Трезенцы повели себя по-братски: беженцев приютили, женщинам назначили пособие на прокорм, детям позволили рвать плоды где угодно, а чтобы время не пропадало зря, наняли для детей учителя. Мы не знаем имен многих и многих древних героев, художников и мудрецов, но имя человека, предложившего нанять для афинских детей учителя, мы знаем. Его звали Никагор.
Персы вступили в пустые Афины. Только на акрополе засело несколько десятков стариков и бедняков. Они верили в оракула по-своему: они загородили все входы досками и бревнами и ждали врага, полагаясь на деревянный оплот. На подступающих персов они сбрасывали каменные глыбы. Персы расположились поодаль и стали пускать в акрополь стрелы с пучками горящей пакли. В деревянной ограде начался пожар. Тогда персы пошли на приступ, по неприметной тропе взобрались на скалу, перебили защитников, выжгли и разграбили храм. Это тоже была месть за Сарды.
Когда-то за покровительство над афинской землей спорили два божества: Посейдон и Афина. Страна должна была достаться тому, кто даст ей более полезный подарок. Посейдон ударил оземь трезубцем — и из земли забил соленый источник, Афина ударила оземь копьем — и из земли выросло оливковое дерево. С тех пор владычицей Аттики и стала Афина.
На акрополе стоял храм, в этом храме на дне каменной расселины в полу виднелся соленый источник Посейдона, а рядом росла сотворенная Афиной олива. Она сгорела, когда сгорел акрополь. Но когда на следующее утро Ксеркс приказал совершить на выжженном акрополе все положенные жертвоприношения, — а совершить это должны были сыновья Гиппия, внуки Писистрата, наследники афинской власти, сопровождавшие Ксеркса в его походе, — тогда взошедшие на акрополь увидели: среди дымящихся развалин храма на черном обугленном стволе священной оливы зеленел бледной зеленью свежий побег, вытянувшийся за ночь почти в локоть длиной. Для всех, кто верил, это был знак, что Афины скоро встанут из пепла, расцветут и наполнятся новой силой.
Где был Саламин и о чем спорили греческие флотоводцы
Мы видели остров Саламин, когда смотрели с афинского акрополя на юг, на зеленую равнину и синий залив под голубым небом. Саламин лежал у аттического берега, изогнувшись подковой, взгорбившись двумя холмами и вытянув по направлению к Афинам длинный язык песчаной отмели. Он разгораживал собою большой залив, по одну строну которого лежали земли Афин, а по другую сторону — земли города Мегары.
Когда-то Саламин был спорной землей между Афинами и Мегарой. Два города вели из-за него долгую и жестокую войну. Однажды афиняне потерпели в этой войне такое поражение, что в отчаянии собрались и постановили: от Саламина отказаться навсегда, а если кто вновь заговорит о войне за Саламин, того казнить смертью. Мрачные, в трауре по погибшим, ходили афиняне по своему городу, думая об одном и том же, но вслух не говоря ни слова. В те дни еще молод был мудрец Солон. Он придумал, как заговорить о запретном. Он притворился сумасшедшим, который не может отвечать за свои слова. Со всклокоченными волосами, в разорванном плаще, он выбежал из дома, бросился на рыночную площадь, вскочил на камень, с которого выступали глашатаи, и заговорил с народом стихами. В стихах говорилось:
…Лучше бы мне не в Афинах родиться, а в месте безвестном.
Чтобы не слышать укор: «Сдал он врагам Саламин»!
Если ж афиняне мы, то вперед, и на остров желанный!
Смело на бой, чтобы снять с родины черный позор!
Услышав эти слова, народ словно сам обезумел: люди бросались в дома, хватали мечи и копья и бежали строиться в полки. Был поход, была победа, а потом, чтобы не затягивать войны, спор о Саламине решили отдать на третейский суд Спарте. Каждая сторона представила доводы, что Саламин принадлежит ей. Доводы были странные. Например, мегаряне говорили: «В Афинах жрица Афины-градодержицы не имеет права есть афинский сыр, а саламинский сыр ест; стало быть, Саламин — земля не афинская». Афиняне возражали: «В Мегаре покойников хоронят головой на восток, в Афинах — на запад, на Саламине — как в Афинах; стало быть, Саламин — земля афинская». Этот довод подсказал афинянам Солон, и спартанцам он показался более веским: остров Саламин остался за Афинами.
Сейчас у северного берега Саламина встал на стоянку греческий флот. Сюда отступили корабли от Артемисия; сюда подошли корабли, которые не успели попасть к Артемисию. Всего было триста семьдесят восемь боевых судов от двадцати городов. Половину их выставили Афины.
Двадцать флотоводцев собрались в палатке главноначальствующего — спартанца Эврибиада. Нужно было решить: где принимать бой? Один за другим вожди вставали и говорили: надо плыть к Коринфскому перешейку и сражаться там. Там впереди — открытое море, а не узкий неудобный пролив; там позади — своя земля и свои войска, а не захваченная врагами Аттика.