Рассказы и новеллы

Сердце снова стало пульсировать и на мгновение сжалось и остановилось. Она почувствовала, как воздуха снова не хватало, и как одна за одной, все картины прошедших событий, быстро сменяя друг друга, проносились перед глазами.

Он снова шел к ней по пирсу, загорелый, помолодевший, уже без одежды, только в накрахмаленной белой рубашке и серых шортах. Белокурые волосы развевались по ветру, и она снова чувствовала запах песка и соли.

«Должна дойти и вернуться», – мысль как будто не своя, а совершенно чужая, вновь и вновь пульсировала и била в виски.

Она чувствовала себя совсем усталой, а потом вдруг совершенно невесомой и легкой, как в детстве, без единственного намека на тяжесть, удрученность и боль.

В какой-то момент все внутри похолодело, как будто бы жизненные силы взяли и оставили насовсем. Затем пульс вернулся. Раз-два, раз-два, убыстряясь возвращал странные капли, что текли со лба на щеки. Она в ужасе провела рукой по щеке, с удивлением обнаружив, что это была вовсе не кровь, а просто вода или слезы.

«Ты мой дружок», – снова и снова повторяла она, гладя и целую его шевелюру и теплые, сильные, такие родные руки.

«Я буду всегда любить тебя», – снова повторила она и проснулась, с удивлением обнаружив, что рядом никого не было, а солнце уже светило в окно, радужно возвещая, что давно полдень.

Изумрудная судьба с металлически-зеркальным оттенком звучания

Облака нависали над английскими полями, растворяя в пуховой белизне серо-металлические зеркальные осколки. Она ехала в поезде, быстро-быстро ехала, не оборачиваясь. Совсем на замечая, что уже давно не пасмурно, а светит солнце. Яркое. Почти летнее. Нежаркое, но совершенно отчетливо очерченное солнце.

Ей об этом солнце перед отъездом все рассказали. И лично, и по телефону. Рассказывали, что в эти дни в Великобритании неожиданно ярко светит солнце. Зеленовато-голубоватые поля с отливом радостно распростерты ярко-желтому диску, а говор кругом – особый: легкий, беглый, неспешный, гортанные иностранные звуки фоном. Небо – вдруг – белоснежно – прозрачное, голубое, чуть салатное по цвету, в перине облаков, как бывает только на картинах старинных мастеров, где-нибудь на расписном потолке известного и чинного музея в провинциальном городке. Из какого-нибудь такого-вот музея или облака появляется вдруг смешной пузатый карапуз-ангел, и грозно направляет свои стрелы куда-нибудь – в-о-о-о-н туда! Он натягивает лук, а шея болит от закинутый головы, что пытается согнуться и дать посмотреть на ангела этого!

“Мне нравится балет! Very!” – взахлеб говорит англичанка, сидящая напротив нее. Молодой человек, одетый в спортивную куртку, пузатый и скучный, рассказывает что-то, что может показаться его спутнице – интересным.

Что-то о культуре.

У него что-то такое в глазах: умное, или опытное, или… с оттяжкой (иначе он вряд ли так громко, долго и взахлеб мог рассказывать о музыке и балете в этом быстро идущем поезде, а ей вряд ли бы захотелось его послушать).