Рассказы и очерки (1850-1859)

Вот как действует на человека музыка, если он от природы поэт. Правда, кроме шарманки, он другой музыки не признавал, и даже терпеть не мог.

А на публику он был постоянно зол. Это часто замечается у диковинок, которых показывают за деньги. Что его особенно обижало, это - зачем ему нет хода в общество. Все, бывало, говорил: "Чего бы мне хотелось, Тоби, так это - попасть в общество. А в моем проклятом положении разве попадешь в общество? Конечно, какой-нибудь неотесанный Дикий Индеец этого не чувствует. Разве он создан для общества? И Пятнистый Младенец не чувствует - он тоже не создан для общества. А я - дело другое".

И никак мы не могли понять, куда Фарш тратит деньги. Жалованье ему шло хорошее - каждую субботу я ему аккуратно выкладывал денежки. Кроме того ешь вволю, а ел он как дятел - это уж все лилипуты так. Да еще на блюдце столько, бывало, соберет полупенсовых монет, что целую неделю ими позвякивает, - увяжет в платок и носит с собой. Однако ж денег у него никогда не водилось. Мы сперва думали, что это все Толстая Женщина из Норфолка, - но нет! Если Индеец до того тебе ненавистен, что ты ему скрипишь зубами прямо в лицо и тебя так и подмывает освистать его, когда он пляшет Военный Танец, не станешь же ты себе во всем отказывать, чтобы этот самый Индеец мог роскошествовать.

Однажды, во время Эгэмских скачек, все вдруг разъяснилось. Публика в тот день что-то неохотно собиралась. Помню, Фарш звонит из окошка в свой колокольчик, а сам обернулся ко мне и шипит через плечо (ему приходилось стоять на коленях позади домика, потому что с ногами он там не помещался), обернулся и шипит: "Ну и публика, черт бы ее взял! Никак не соберешь!" Тут кто-то в толпе подымает над головой почтового голубя и объявляет: "У кого есть лотерейные билеты? Только что был розыгрыш! Главный выигрыш пал на номер три - семь - сорок два! Три - семь - сорок два!" Я уж проклял его про себя: зачем отвлекает публику. Ведь публика на все готова глядеть, кроме того, что ты ей показываешь. Если хотите проверить, соберите народ на любое представление, а потом впустите двух зрителей с опозданием и увидите - все только на них и будут глазеть, а на вас - никакого внимания. Так вот, я только было подумал: "Чтоб ты пропал, горластый!" - как вдруг вижу: Фарш швырнул свой колокольчик из окна, прямо в какую-то старушку, вскочил, опрокинул ящик, выдал, конечно, весь секрет, а сам уцепился за мои икры и говорит: "Неси меня в фургон, Тоби, вылей на меня ведро воды, приведи меня в чувство! Ведь я разбогател!"

Двенадцать с лишним тысяч фунтов - вот сколько Фарш выиграл по этому билету! У него было полбилета, а весь билет выиграл двадцать пять тысяч. Первое, что он сделал, - вызвался биться с Диким Индейцем за пятьсот фунтов; ему чтобы биться отравленной штопальной иглой, а Индейцу - дубинкой; да только на Индейца никто таких денег не поставил. Тем дело и кончилось.

Целую неделю он был не в себе. Если бы его в таком состоянии посадить на шарманку, хоть на две минуты, он, думается, лопнул бы. Но мы его к шарманке не допускали, а когда мистер Фарш опомнился, он нас всех щедро оделил. Потом послал за одним своим знакомым - очень приличный молодой человек, служил подручным шулера в игорном доме, и воспитание получил тонкое. Отец у него имел хорошую должность при конюшнях, да не повезло по коммерческой части - перекрасил старую серую лошадь в гнедую и продал за породистого рысака. Мистер Фарш и говорит этому молодому человеку (он себя называл Норманди, но это он врал):

- Норманди, я хочу попасть в Общество. Пойдешь со мной?

Норманди спрашивает:

- Если я вас правильно понял, мистер Фарш, все расходы по переезду вы берете на себя?

- Вот именно, - говорит мистер Фарш. - И насчет карманных денег тоже не беспокойся.

Молодой человек поставил мистера Фарша на стул, пожал ему руку и отвечает стихами, а у самого на глазах слезы:

Вот и лодка у причала,

Скоро в море кораблю.

Я нимало не печалюсь

Еду с тем, кого люблю!

Наняли они карету с четверкой серых в шелковых попонах и - прямо в Общество. Сняли квартиру на Пэлл-Мэлл и начали прожигать жизнь.

А на следующую осень, во время Варфоломеевской ярмарки, он прислал мне приглашение со слугой, да таким нарядным - в белых плисовых штанах и в сапогах с отворотами. Я почистился и пошел на Пэлл-Мэлл. Джентльмены как раз пообедали и сидели за вином. Смотрю - у мистера Фарша глаза что-то уж совсем стеклянные... Их было трое. Я и третьего хорошо знал. Он раньше выступал в зверинце, играл в оркестре на кларнете, - и прескверно играл, - в белой римской тунике, а на голове вроде митры, обтянутой леопардовой шкурой.