Читаем Рассказы и очерки полностью

— Не горюйте, — стал утешать ее г-н Колбаба. — А я вот целый год и день письмо одно ношу в сумке и не найду кому отдать. Знаете что, барышня Марженка? Отдам-ка я его вам!

И он подал ей письмо.

Барышня Марженка побледнела еще больше.

— Господин письмоносец! — тихим голосом промолвила она. Это письмо, наверно, не ко мне: на конверте нет адреса!

— А вы загляните внутрь, — возразил г-н Колбаба. — Если не к вам, вернете мне, вот и все.

Барышня Марженка распечатала дрожащими руками письмо, и, только начала читать, на щеках ее выступил румянец.

— Ну как? — спросил г-н Колбаба. — Вернете мне или нет?

— Нет, — пролепетала барышня Марженка, сияя от радости. Ведь это то самое письмо, господин почтальон, которого я целый год и день ждала! Не знаю, как и благодарить вас, господин письмоносец.

— Я вам скажу как, — ответил г-н Колбаба. — Уплатите мне две кроны штрафа за то, что письмо без марки, понятно? Господи Иисусе, я ведь с ним целый год и день бегаю, чтобы эти две кроны в пользу почты взыскать! Вот так: покорно благодарю, — продолжал он, получив две кроны. — А там вон, сударыня, кто-то вашего ответа ждет.

И он кивнул на шофера Францика, который — тут как тут стоял на углу.

И пока г-н Францик получал ответ, г-н Колбаба, сидя рядом с господином в черном, говорил ему:

— Год и день, ваша милость, я с этим письмом пробегал, да стоило того: во-первых, чего только не повидал! Такая это чудная, прекрасная сторона, — хоть у Пльзня взять, хоть у Горжице, либо у Табора… Ага, господин Францик уже назад идет? Ну, понятно: такое дело легче с глазу на глаз уладить, чем письмами без адреса.

А Францик ничего не сказал; только глаза его смеялись.

— Поехали, сударь?

— Едем, — ответил господин в черном. — Сперва отвезем господина Колбабу на почту.

Шофер сел за руль, нажал стартер, включил сцепленье и газ, и машина тронулась с места плавно, легко, как во сне. И стрелка спидометра сейчас же остановилась на цифре 120 километров.

— Хорошо идет машина, — с удовольствием отметил господин в черном. — Она мчится так оттого, что ее ведет счастливый шофер.

Они доехали благополучно — и мы тоже.

Большая докторская сказка

В давние времена на горе Гейшовине имел свою мастерскую волшебник Мадияш. Как вы знаете, бывают добрые волшебники, так называемые чародеи или кудесники, и волшебники злые, называемые чернокнижниками. Мадияш был, можно сказать, средний: иной раз держался так скромно, что совсем не колдовал, а иной раз колдовал изо всех сил, так что кругом все гремело и блистало. То ему взбредет в голову пролить на землю каменный дождь, а как-то раз до того дошел, что устроил дождь из крохотных лягушат. Словом, как хотите, а такой волшебник не очень-то приятный сосед, и хоть люди клялись, что не верят в волшебников, а все-таки норовили всякий раз Гейшовину сторонкой обойти; а ежели при этом говорили, будто через нее дальше и в гору высоко ходить, так только для того, чтобы в своем страхе перед Мадияшем не признаваться…

Вот сидел раз этот самый Мадияш перед своей пещерой и сливы ел — большие такие, иссиня-черные, серебристым инеем покрытые, а в пещере помощник его, веснушчатый Винцек по-настоящему звать: Винцек Никличек из Зличка, — варил на огне волшебные снадобья из смолы, серы, валерияны, мандрагоры, змеиного корня, золототысячника, терновых игол и чертовых кореньев, коломази и адского камня, трынтравы, царской водки, козьего помета, осиных жал, крысиных усов, лапок ночных мотыльков, занзибарского семени и всяких там колдовских корешков, примесей, зелий и чернобылья. А Мадияш только смотрел за работой веснушчатого Винцека и ел сливы. Но то ли бедняга Винцек плохо мешал, то ли еще что, только снадобья эти в котле у него пригорели, перепарились, пережарились, перекипели или как-то там перепеклись, и пошел от них страшный смрад.

"Ах ты пентюх нескладный!" — хотел было прикрикнуть на него Мадияш, но второпях перепутал, каким горлом глотать, либо слива во рту у него ошиблась — не в то горло попала, только проглотил он эту сливу вместе с косточкой, и застряла косточка у него в горле — ни наружу, ни внутрь. И успел Мадияш рявкнуть только: "Ах ты пен…", а дальше — не вышло: голос сразу отнялся. Только хрип да сип слышится, будто пар шипит в горшке. Лицо кровью налилось, сам руками машет, давится, а косточка ни туда, ни сюда: крепко, прочно в глотке засела.

Видя это, Винцек страшно испугался, как бы папаша Мадияш до смерти не задохся; говорит решительно:

— Погодите, хозяин, я сейчас сбегаю в Гроново за доктором.

И пустился вниз с Гейшовины; жаль, никого там не было скорость его измерить: наверно получился бы мировой рекорд бега на дальнюю дистанцию.

Прибежал в Тронов, к доктору, — еле дух переводит.

Отдышался, наконец, и зачастил, как горох рассыпал:

— Господин доктор, пожалуйте сейчас же, только сейчас же! — к господину волшебнику Мадияшу, а то он задохнется. Ну, и бежал же я, черт возьми!

— К Мадияшу на Гейшовину? — проворчал гроновский доктор. — По правде говоря, дьявольски не хочется. Но вдруг он мне до зарезу понадобится; что я тогда буду делать?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза