Отец осторожно переносил центр тяжести на здоровую ногу и не столько отталкивался палками, сколько опирался на них. Двигаться ему было больно и неловко. Метель улеглась. Белая ледяная кисея запуталась в стволах деревьев и в прутьях кустарника. Ветер уже не сдувал с еловых лап белую накипь снега. В лесу наступил покой.
Может быть, и в самом деле надо было податься левее, где пологий спуск? Отец подумал об этом и рассердился на себя и на сына, который легко, будто избавившись от веса, скользит по снегу и безразличен к тому, как там сзади ковыляет отец.
Мальчик словно прочитал его мысли и остановился. И, не оглядываясь, сказал:
— Послушай.
Отец остановился и прислушался.
— Ты слышишь?
Отец покачал головой. Он не слышал ничего, кроме ударов собственного сердца.
— Развяжи тесемку у шапки, — посоветовал мальчик.
Отец снял перчатки и послушно развязал тесемки.
И вдруг его слух наполнился торопливым перезвоном множества маленьких колокольчиков. Они звонили на все лады, заглушая шорох ветра и удары сердца.
— Где это?
— На елке.
Отец прищурился и стал разглядывать высокую пирамидальную ель, перед которой стоял сын. Он увидел в ветвях множество маленьких юрких птичек, которые перескакивали с ветки на ветку и при этом выводили короткие тонкие трели, похожие на звон колокольчиков.
— Это птенцы, — сказал сын. — Ты не помнишь, как они называются?
Отец покачал головой.
— Серые гаички. Пойдем.
— Пойдем.
Отец уже не завязывал тесемки и всё прислушивался, не попадется ли еще одна такая елка. Но елки, стоявшие вдоль тропинки, были запорошенными и беззвучными. И болело колено. Он двигался опустив голову, стараясь больше скользить на здоровой ноге.
Неожиданно он заметил, что сын остановился и наблюдает за ним.
— Ты не устал? — спросил мальчик, встретившись глазами с отцом.
— Нет. А ты?
Вместо ответа мальчик тихо засмеялся. Потом он сказал:
— Постой здесь, на тропинке. Если хочешь — покури.
Он остановился, а сын свернул с тропинки и, приминая лыжами высокий пушистый снег, зашагал в глубь леса. Отец стоял, опершись на палки, и следил за сутуловатой фигурой сына, которая мелькала между стволами. Мальчик что-то искал. Потом он остановился, присел на корточки и стал разгребать руками снег.
— Ты чего ищешь? — крикнул отец. — Клад?
— Ага!.. Ты отдыхай, отдыхай.
Отец стоял, как аист, на одной ноге, а больную ногу расслабил. Колено ныло и горело.
Через некоторое время сын появился на тропинке. Варежки он держал в зубах, а лыжные палки зажал под мышками. Покрасневшие от мороза руки были сложены корабликом. Мальчик что-то нес в них, нес бережно, как несут огонь. Он подошел к отцу и протянул руки. В ладонях лежало лиловое пятнышко.
— Что это?
— Фиалка.
Отец присмотрелся. Маленький живой цветок держался на зеленой ниточке стебля.
— Где ты откопал его?
— В снегу под елкой. Я могу еще откопать.
— Не надо. Надень варежки: у тебя замерзли руки.
— Ерунда! Бери.
Отец осторожно взял цветок. Он поднес его к глазам, а потом подышал на него, желая отогреть холодные лепестки.
— Ты никогда не собирал зимой фиалки? — спросил мальчик, натягивая рукавицы и похлопывая одной рукой по другой.
— Нет.
Сын ничего не сказал. Он подхватил палки в руки и легонько оттолкнулся. А отец стоял на месте, не зная, что ему делать с фиалкой, и не решаясь наступить на больную ногу. Ему показалось, что мальчик сейчас скроется навсегда и он останется один. И щемящее чувство на мгновение овладело им.
— Ты что, отец? — спросил мальчик, оглянувшись.
— Ничего-ничего, — торопливо ответил он. — Я сейчас… Не знаю, куда деть фиалку.
— Держи ее в губах, — посоветовал мальчик и двинулся дальше.
Он ехал вразвалочку, медленно, чтобы нетрудно было догнать его.
И отец, прихрамывая, пошел следом. Он ощутил новое, впервые пробудившееся чувство к этому вытянувшемуся, сутуловатому мальчику, который заглушает его боль птичьими голосами, отрытой в снегу фиалкой, своими неторопливыми шагами, чтобы нетрудно было за ним поспеть. Сын сразу вырвался из привычного мира стоптанных ботинок, немытых рук, схваченных двоек и предстал перед отцом в удивительном свете, неожиданный, как цветок в снегу.
— Ты не устал, отец?
— Нет.
— Не спеши. До дома уже совсем близко. И метель улеглась.
Они вышли из леса и теперь скользили по ровному полю. Один — сдерживая стремительный бег. Другой — припадая на ушибленную ногу.
Когда они уже подходили к дому, отец спросил:
— Завтра пойдем снова на лыжах?
— Завтра я не могу, — ответил мальчик. — Мы с ребятами идем.
Отец виновато улыбнулся:
— Тогда как-нибудь в другой раз…
По снежному полю мела легкая поземка. Словно где-то в глубине было тепло и сквозь снег пробивались струйки пара.
Друг капитана Гастелло
Очень нехорошо подслушивать разговоры взрослых, а когда младшие еще норовят вставить свое словечко, это уже совсем никуда не годится. Но как быть, если ты живешь со взрослыми в одной комнате? Нельзя же все время зажимать уши руками.