Рассказы и повести

- Конечно, - удивился Семечкин, - здесь все написано.

- Надо указать, имеете ли вы правительственные награды, есть ли у вас родственники за границей.

- А какое это имеет значение для той работы, которую я буду выполнять? Я написал только то, что важно: сколько мне лет - возраст определяет; какое у меня образование - это тоже иногда имеет значение...

- Знаете что, не заводите своих порядков. Заполните анкету и напишите заявление.

- А о чем заявление?

- О том, что просите принять вас на работу.

- Странно, зачем столько бумаг? Раз я поступаю на работу, то, естественно, меня не приволокли - я сам пришел.

- Вот вам бумага, сядьте и напишите. Без заявления нельзя.

Семечкин вздохнул и нарисовал на листке стол, а за столом круглоголового человечка. Вокруг головы человечка он начертал нимб, а вокруг нимба сияние.

- А как писать?

- На имя Вахлакова.

"На имя Вахлакова", - написал Семечкин.

- Адрес укажите.

- Чей?

- Ваш.

- Зачем? Разве мне Вахлаков напишет письмо?

"Идиот", - подумала Елена Ивановна, а вслух спросила:

- Вы где раньше работали?

- В Госконцерте.

- А что вы там делали?

- Фокусы показывал. Это такая скука, я даже начал пить.

- Пишите заявление.

- Ага... - Семечкин погрыз ручку с другого конца и стал писать.

Он написал очень быстро, потом прочитал написанное и отдал Елене Ивановне.

- По-моему, хорошо, - с удовлетворением сказал он.

Елена Ивановна прочитала заявление сначала один раз, потом другой.

- Слушайте, - сказала она, - Семечкин!

- Можете звать меня по имени, мне это приятнее...

- Слушайте, Георгий Николаевич!

- Гия.

- ...Ваша работа называется редактор-организатор, а не "золотая рыбка". Какая еще рыбка?

- Вахлаков пообещал мне свободную инициативу, - гордо сказал Гия. Хотите новое корыто, хотите новую избу, а хотите быть вольною царицей?

- Хочу мешок луковой шелухи, - сказала Елена Ивановна, подумав.

- Зачем?

- Яблони на даче опрыскивать.

- Зайдите ко мне через неделю во вторник. Пятый этаж, комната 88, будет вам мешок луковой шелухи.

Журнал "Лампа" был сатирическим журналом, вскрывал недостатки - крупные и мелкие, общественные и индивидуальные.

Когда читатель брал в руки журнал и читал, например, как несправедливо мучают живую рыбу, обязательно возмущался вслух: "Какое безобразие! Это ж надо же, а?"

Далее читатель клал журнал на колени, задумывался над своей судьбой и находил в ней много общего с судьбой живой рыбы. Он снимал с гвоздя венгерский плащ на подстежке и бежал в журнал, а если это было в другом городе, то писал в редакцию письмо.

Людей и писем скопилось много. За каждым стояла целая человеческая жизнь, в которой надо было разобраться.

Разбираться в чужих жизнях Вахлакову было некогда, поэтому специально для этой цели пригласили Семечкина.

Семечкин должен был всех выслушивать и входить в положение.

Ему отвели отдельный кабинет, поставили два телефона: черный и белый, внутренний и городской. В кабинет поставили диванчик, два кресла и повесили занавеску. Занавеска Семечкину не понравилась, он принес свою.

Когда Семечкин первый раз явился на работу, все очень удивились. На нем была малиновая бархатная блуза с золотыми пуговицами, белоснежная крахмальная рубашка апаш. На голове чуть набекрень сидел маленький беретик, а на ботинках большие пряжки.

Если бы штаны были поуже, как рейтузы, а на беретике лежали страусовые перья, то Гия Семечкин как две капли воды походил бы на принца.

- Что у вас за вид? - удивился Вахлаков.

- А у вас? - удивился Гия.

Вахлаков был одет в пиджак от нормального костюма и в брюки от другого нормального костюма.

- А что у меня? - не понял Вахлаков.

- У вас, вернее на вас, коричневые штаны и синий пиджак. Это некрасиво. К коричневому пошла бы замша горохового цвета.

- Какая гороховая замша? - смутился Вахлаков. - Я старик.

- Это не может служить оправданием, - заметил Семечкин. - Старики тоже бывают красивыми. Например, Хемингуэй был очень красивый старик.

- Но я вовсе не старик, - обиделся Вахлаков. - Мне пятьдесят восемь лет.

- Тем более, - отметил Семечкин и направился в свой кабинет.

В дверях он остановился и попросил:

- Если меня будут спрашивать, отсылайте в восемьдесят восьмой кабинет.

- А где такой? - спросил Вахлаков.

- Рядом с вашим.

- Но почему мой третий, а ваш восемьдесят восьмой? Ваш, по самым грубым подсчетам, должен быть четвертый.

- Четыре - скучная цифра, она похожа на стул. А цифра восемь - изящная. Пусть на двери моего кабинета будут две цифры восемь.

Существенным неудобством в работе Гии Семечкина было то, что посетитель не умел и не хотел быть кратким. Человеку нравится, когда его слушают, и еще болыие нравится, когда слушают и сочувствуют. Вместо того чтобы по пунктам изложить суть дела, посетитель начинал разворачивать подробный конспект: все с самого начала до самого конца со всеми мельчайшими подробностями.

Искусством устного рассказа обладает, например, Ираклий Андроников, но Ираклий Андроников к Гие не заходил, приходилось выслушивать другие устные рассказы - много худшие по теме и по деталям.