Рассказы и повести

Я стоял в прихожей за самой дверью, прижавшись к стене спиной и лопатками так, будто хотел врасти в эту стену. Мама вернулась сразу за мной следом, стала запирать двери на все замки и цепочки. Я боялся, что она заденет меня или просто почувствует мое присутствие. Но она ничего не почувствовала, потому что думала, наверное, о других вещах.

Она закрыла дверь, потушила свет и ушла в свою комнату, шаркая тапками. Я стоял в темноте, ждал, когда затихнут шаги, а когда шаги затихли подождал еще немного.

Вика спала. Форточка в ее комнате оставалась открытой. Было прохладно, и пахло снегом.

Я осторожно прошел к письменному столу и сел в кресло. Все здесь было по-старому: те же книжные шкафы один к другому, тот же божок с острова Пасхи на стене.

Мне вдруг показалась бессмысленной вся эта затея дважды ступить в одну и ту же воду. Я понимал, что надо встать и уйти, пока она еще не проснулась, но не мог заставить себя подняться. Почувствовал, как смертельно устал за весь день, а особенно за последние 15 минут, которые простоял в коридоре возле стенки. Но все-таки больше всего я, наверное, устал от одиночества. Оттого, что я всех видел, а меня - никто.

Вика проснулась, быстро села на диване и дернула за кисточку торшера. Она смотрела прямо в кресло, где я сидел. Мне казалось, что она видит меня.

Я медленным движением снял с головы шапку и возник.

- Славка... - спокойно проговорила Вика так, будто я сидел на этом месте все четыре года. - Как ты сюда попал? В окно?

- Нет, - я показал шапку. - В шапке-невидимке.

Она сразу поверила.

- Ты сам ее сконструировал?

- Купил за рубль шестьдесят.

Она не поверила.

- Я знала - ты что-нибудь придумаешь и придешь... Только почему так долго?

- А ты ждала?

- Конечно...

- А почему ты мне не сказала?

- Ты не спрашивал.

- Потому что ты бросила меня.

- Это ты меня бросил.

- Ты с ума сошла!

Я мог тогда думать и говорить только о ней. Я ни на минуту не мог остаться наедине с собой и так обалдевал от этого, что заплакал однажды средь бела дня на стоянке такси.

- Я любил тебя...

- Значит, любил и бросил.

- Разве так бывает?

- Значит, бывает.

- Ты что-то напутала...

- Мы вместе напутали.

- Но почему ты молчала?

- Боялась попасть в смешное положение.

В двадцатом веке, когда космонавт выходит из корабля прямо в небо, двое людей, необходимых друг другу, не могут просто прийти один к другому и сказать об этом.

Нужно какое-то чудо, шапка-невидимка, чтобы встретились двое людей, живущих в одно время, в одном городе, на соседних улицах, в двадцати минутах ходьбы.

Во мне закипали упреки, но я молчал. Видимо, обиженный обыватель боролся во мне с интеллигентным человеком.

- Как твои дела? - спросил я.

- Обычно, - сказала она. - Заботы творчества. Когда их много - плохо. Когда их нет - тоже плохо.

Интонации у Вики были ровные и какие-то деревянные.

Она думала в этот момент не о заботах творчества.

- Ты у Копылова работаешь? - спросила она.

- Да. Вместе с Сашей.

- Он, конечно, обожает тебя...

- Кто?

- Копылов. Ты ведь очень талантливый конструктор.

- Это тебе кажется, - уклончиво сказал я. Мне не хотелось ее разочаровывать.

- Ничего не кажется, - возразила Вика. - Помнишь свой диплом? Его хотели зачесть как диссертацию.

"Это когда было", - подумал я, но промолчал.

- Как зовут твою дочь?

- Виктория.

Мы помолчали.

- Жена тебя, наверное, обожает...

- Она очень устает, - неопределенно сказал я.

- Зато она каждый день тебя видит.

- Думаешь, это такое уж счастье?

- Счастье! - убежденно сказала она. Мы снова помолчали.

- Почему ты меня не поцелуешь? - тихо спросила Вика.

Действительно - почему? Наверное, потому, что я пришел к ней ночью, как жулик, и прятался, и сейчас боялся, что войдет кто-нибудь.

- Я должен по-другому прийти к тебе, - сказал я.

- Я подожду. - Она умела меня понимать. - Только не очень долго. Ладно?

Я подошел к Вике и увидел, что она плачет. Поэтому такие ровные и деревянные были интонации. Она плакала и скрывала слезы.

Не стал успокаивать. Где-то я не мог простить этих четырех лет и того, что Витька не наша общая дочь.

- Подарить тебе шапку? - спросил я.

- Не надо... - она покачала головой.

- Почему?

- Прическу будет мять. Я косынки ношу.

Я увидел: она совершенно не переменилась за это время. И вообще ничего в мире не меняется, если мы сами остаемся прежними.

Я возвращался домой без шапки. Я знал теперь, зачем ее купил, - чтобы узнать все о себе. И я все о себе знаю: я талантливый конструктор, и видеть меня каждый день - счастье.

Копылов, правда, меня не замечает, но это явление временное. Заметит. И лучшая женщина мира ждет меня в своем доме, где раньше жил Эйзенштейн.

Я все про себя узнал, и шапка была не нужна мне больше. Можно подарить ее кому-нибудь. Гришке Гарину, например. Но Гришка-человек тщеславный. Неизвестно, как он захочет распорядиться миром. Опасно дарить такую вещь. Лучше просто выбросить.

Можно положить шапку на перила моста, по которому я иду через Чистые пруды. Но вдруг мост исчезнет, и тогда я пойду по воздуху, над водой, как Христос.