Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 2

   -- Отпускайте, обождем, Архип Фролыч,-- отвечают как-то по-виноватому, заискивающе. И прячут под полою принесенные овчины, самовары, узлы; прячут стыдливо от добрых людей свою нужду, как и те тоже скрывают свою, хотя те и другие все понимают друг о друге доподлинно.

   -- До вашей милости, Архип Фролыч... Вызволь! Вот-те истинный Христос! В срок рассчитаюсь... Тулуп-то, гляди, не поныхнулся, что есть новенький...

   -- Да ты что думаешь? Сам я кую деньги-то, что ли? Не надо мне твоего тулупа, полна клеть их у меня, и денег я тебе не дам... Даже и припаса не отпущу, вот что!

   -- Архип Фролыч! Два-то целковых?

   -- И пятака не дам. Ты вон бога не побоялся, оболгал меня, будто лишнее я с тебя взял... Все знаю. А как так лишнее? Сказано было гривенник с рубля в месяц, а? Вот то-то и оною.. А выкупил ты, заместо десятого, тринадцатого числа, да... Вот и рассуди, коли ум в голове, что на другой месяц, стало быть, три дня перешло, а мне все едино; день один, месяц ли полный... У меня все по совести, по уговору, не то, чтобы на обман, по-вашему! По-божески взял я с тебя тридцать копеек-то, да... Только для бога, для души и возжаюсь с вами, а заместо благодарности вы только гадите, на это вас и стать есть. Бога вы забыли!

   Вбегает справно одетая молодуха, смело протискивается сразу вперед, с шиком ударяет о прилавок полтинником.

   -- Два фунта баранок, какрамели тоже на гривенник! Да поскорее, Архип Фролыч... Некогда, гости там ждут!

   -- Сей минут, Пелагея Потаповна,-- кидается, забывая о закладчиках, и улыбается медоточиво.

   Мужики и бабы почтительно отступают, глядят на молодуху и ее полтину с несказанным уважением: есть же, дескать, такие богатеи, что обладают экими капиталами и гостей потчевать могут...

   -- Гости, это хорошо... Проезжие, говорите? Паче того,-- юлой вьется Архип Фролыч, из всей силы кидая на весы баранки и поспешно снимая.

   -- Это по-божески, да... Сказано потому в святом писании, что странного прими...-- тянет вовсе уже нараспев, подбирая сдачу.

   -- Так как же, Архип Фролыч, скажешь? -- выступает обдерганный мужичонка, комкая поярковую шапчонку.

   -- Да ты все еще тут? Ох, господи, царь небесный! Сказал уж, хошь, бери пятишку... И то лишь из жалости к нужде твоей, для детенышей твоих, а то бы и даром не надо, потому много у меня скотины и без того, с руками, с ногами съели... Разорюсь я из-за своей добродетели к вам, право!

   -- Архип Фролыч! Да ведь нетель-то какая, на племя бы только! Ну, хошь, вместо десяти целковых, по осени за пятнадцать обратно возьму? Вот тебе крест, не обману...

   -- Это мне несподручно, чтобы перепродавать. Ежели с концом только, вот последнее слово две трешны...

   -- Архип Фролыч, батюшка!-- впопыхах возвращается богатейка-молодуха:-- Ведь вместо пятака-то ты мне старинный двушник дал, гляди-ка... Заест меня мужик!

   Уж нет медоточивых улыбок, вкрадчивых, ласковых речей: глядит спокойно, обиженно-строго и равнодушно.

   -- Помилуйте-с! Как это можно? Мы не мошенники какие... Верно, дома перемешали... У нас тоже крест на шее!

   -- Да окромя того полтинника, и нет ничего! Вы ссчитайте-ка.

   -- Нечего считать. Проверять сдачу надо у выручки, а то вот экое и возводите на человека... Бога в вас нет! Идите себе со Христом... Покорыстуюсь я вашими тремя копейками!

   Молодуха уходит ни с чем, перебирая на ладони медяки.

   -- Батюшка, Архип Фролыч, да ты погляди! Это еще не стоит семи гривен, а? Ведь яичко к яичку, свеженькие!

   -- Мне их не есть, хоть золотые будь. Вот сказал, сорок копеек, хошь,-- бери, не хошь,-- иди, милая, с богом...

   -- Архип Фролыч! Да ведь в городу-то рупь семь гривен...

   -- Ох, господи! Душу погубил я из-за суеты вашей.... Ну, вези в город, продавай, может, два целковых дадут! И дай бог на сиротство твое... Царица небесная! Ведь только для души, вашего нищенства ради, жалеючи и возжаюсь вот... Ну, возьми полтину, Христос с тобой уж, все равно, сирота ты ведь! -- При перекладывании яиц он поучает, что корыстолюбие -- великий грех и что курочек кормить надо лучше, тогда они и яички станут нести крупнее.

   -- Что уж, какой наш корм, известно...-- вздыхает старуха.

   -- А вот ты и слукавила! Думала, считать не стану? Пятка недостает до полсотни-то... Может, невольно, а согрешила, да...

   -- Да, Архип Фролыч! Три раза считала, нешто бесстыжая я какая? Еще одно яичко лишнее накинула пра всякий случай...

   Глядит строго, но уветливо да скорбно столь на старуху.-- Ты что же, думаешь,-- обсчитал я тебя, а? Э-эх, люди! Им добро делаешь, а они... Не надо мне твоих яиц в таком разе!

   -- Да не серчай ты, Архип Фролыч, может, неравно и просчиталась... Что уж велика наша грамота, вам виднее...

   -- Ну, уж Христос тебя простит... и скину я с полтинника всего две копейки, бедность твою уважаючи... Богу на свечку, не себе, нет! Ты не жалей для бога-то, он тебе невидимо пошлет на сиротство-то твое.

   С раннего утра до ночи этак. Что называется, дверь на пяте не стоит.

   -- Ох, господи! Согрешенье одно... А как отвергнешь? Куда они без меня? Для души уж только, для души...-- Архип Фролыч долго крестится на церковь, заперев лавочку и пощупав еще раз замки.