Рассказы и повести. Скандалист, или вечера на Васильевском острове.

Старый профессор X. шел по городу Лейпцигу, высоко поднимая сморщенное лицо и опираясь на палку. Профессор был очень ученый человек: всю свою жизнь он изучал философию Канта, и даже в самом раннем детстве его кормили исключительно немецкой мудростью. Кухарка варила ему чрезвычайно питательную кашу из немецких философов конца XVII века, а просвещенная нянька вместо колыбельной постоянно напевала ему наиболее плавные места из «Критики чистого разума»..

Многие думали, что он и есть сам Кант, но старый профессор опровергнул это ложное мнение рядом статей в философском ежегоднике. Словом, он был человек преученейший и мудрый.

Профессор шел медленно, поправляя изредка сползавшие очки и отвечая на низкие поклоны с важностью и полным сознанием собственного достоинства.

В уме его проплывали глубокие мысли, и он с нежностью думал о новом доказательстве правоты германского философа, которое он сегодняшний день намеревался изложить в пространном на сей предмет собеседовании.

Впрочем, поток его умозаключений был неожиданно прерван несколько странным происшествием.

Мимо него пробежал студент. В этом, однако, не было еще ничего, что заметным образом отвлекло бы профессорское внимание от глубокомысленных занятий его. Но студент, несмотря на сильный мороз, был без шапки и пальто его было распахнуто. Поведение же его было явно предосудительно. Он бежал, толкая прохожих и нимало не обращая внимания на суматоху, поднимавшуюся вокруг него, и, пробежав несколько, вдруг останавливался и начинал шарить по плитам руками.

Лицо его обличало крайнюю растерянность и недоумение. Я тотчас заметил все это и не замедлил приписать эти признаки некоторому известному мне приключению.

Добежав до профессора, он остановился и глянул на него полубезумными глазами.

— Простите, вы… не заметили ли вы… — проговорил он быстро не заметили ли вы нечто, так сказать, продолговатое?

Профессор молчал. Я подумал: «Не раньше ли времени замолчал профессор?»

— Видите ли, это чрезвычайно ценная вещь, — заговорил студент с нервностью, — более того, это нечто совершенно незаменимое.

Профессор вежливо отозвался:

— Вы о чем изволите говорить?

— Милостивый государь, милостивый государь, — продолжал студент, схватив его за пуговицу и, видимо, решаясь изложить все свои горести. — Если бы вы знали, если бы вы знали…

Два бюргера остановились на минутку и, переглянувшись, проследовали далее, помахивая тросточками и избегая левой стороны тротуара.

Профессор позабыл на минуту Канта.

— Мне кажется, — начал он, оборотясь к студенту, — что наилучшей касательно вас возможностью представляется мне непререкаемая необходимость привести себя в более спокойное состояние духа.

— Да, да, да, — заторопился студент, — маленький конверт. Спрашиваю, не видали ли вы где-нибудь маленького конверта? Случайно, так сказать, обронил, а ныне никак не могу найти и употребить в дело.

И, не дождавшись ответа, он повернулся и побежал дальше.

Профессор постоял с минуту, поглядел вслед убегавшему и, покачав головой, с непреложностью направился к месту своего назначения. Но беспутной судьбе было угодно во второй, а впоследствии и в третий раз нарушить его спокойствие.

В тот самый момент, когда богоподобный швейцар распахнул перед ним священные двери университета, в тот самый, именно в тот самый момент, когда правая профессорская нога уже перешагнула порог, а левая приподняла каблук с явным намерением последовать примеру правой, в тот самый (а не в какой-либо другой) момент, когда швейцар, похожий на Юпитера, раскрыл свой бородатый рот с целью пожелать профессору доброго утра, а последний придержал рукой дверь, дабы войти в священное здание университета с подобающей ему торжественностью, так вот в это самое мгновение, столь обильно уже определенное, профессор оглянулся.

Причем направил взгляд свой не по прямой линии, но значительно ниже, под углом в 40 градусов. На том месте, куда, сперва непроизвольно, а потом с большим вниманием поглядел профессор, лежал небольшой, продолговатый, синего цвета конверт.

Это и послужило причиной к тому, что левая профессорская нога не только заняла прежнее положение, но соответственно повороту правой, хотя и с явным недовольством, повернулась на каблуке. Профессор наклонился и поднял конверт. Затем опустил его в боковой карман, и далее все пошло как следует.

Юпитер наконец поздравил профессора с добрым утром, этот последний взамен одолжил ему шляпу и палку. Сам же направился вверх по лестнице, напевая сквозь зубы и с удовольствием думая, что вот сейчас он будет излагать новое и убедительное доказательство правоты великого германского философа.

Глава III свидетельствует о веселом настроении автора