Около одного камня оператор на всякий случай нырнул. Камень как камень. На макушке пучок водорослей. Около камня - раковины.
Отбросил оператор одну раковину в сторону и поплыл дальше.
Так он искал целый час, но не смог увидеть ни одного осьминога.
"А говорили - их тут полно!" Оператор вздохнул, забросил за спину кинокамеру и повернул назад к берегу.
Плывёт. Под ним медленно движется дно. Вот и тот самый камень с пучком водорослей. Вот и раковина... Э-э, а кто это подтащил её назад к камню?
"Тут дело нечисто!"
Решил так оператор и нырнул ещё раз. Лёг на дно, приблизил маску к самому камню, заглянул под него. А камень-то приподнят! Под ним - щель. В щели - два глаза. Смотрят на человека, не мигают.
Сунул человек руку под камень, а в щели что-то мягкое, скользкое, живое. Отдёрнул. Тогда из-под камня щупальце высунулось, обхватило горсть раковин и подвинуло их ближе к щели. Закрыло вход!
Тут человек и понял, что под камнем - осьминожий дом, а раковины остатки осьминожьих обедов и ужинов.
Перебрался оператор ко второму камню. И под ним - осьминог. К третьему - и там. Выгнал он одного, включил кинокамеру и поплыл следом за животным.
Удирает осьминог. Раздувает и сокращает тело, размахивает из стороны в сторону плетью-щупальцами. Человек - следом. Плывёт, камеру около глаз держит. Света над песчаным дном много, так и лучится песок, так и играет свет на голубоватом зыбком животном.
Хорошие получаются кадры!
Верно говорили - полно здесь осьминогов. Целый город.
П О Д Б И Т А Я Ч А Й К А
Мы с приятелем шли по берегу моря. Вдруг видим: впереди на гальке сидит крупная серая птица. Она сидела, тесно прижимаясь к камням и втянув голову в плечи, как человек, которому холодно. Увидя нас, птица привстала.
- Глянь-ка, подранок! - сказал мой приятель. - Давай поймаем?
Птица - это была чайка-моевка - сделала несколько неуклюжих прыжков и с размаху тяжело плюхнулась в воду. Я заметил, что, когда она прыгала, крыло её волочилось отдельно, сзади, как будто привязанное на верёвочке.
Чайка поплыла от берега. Она плыла, а серый лоскут крыла тянулся позади неё.
- Здорово ей саданули! - сказал приятель. - А ведь охота здесь запрещена!
Я промолчал. Чайка выплыла на солнечную дорожку и закачалась на ней изогнутой чёрной лодочкой.
Мы ушли. Мы вернулись в избушку к рыбакам-ненцам, у которых остановились на день-два.
- Чайка? С перебитым крылом? - переспросил меня Гриша Ардеев, один из рыбаков. - С весны ходит. Приезжий один ранил. Как человек или песец идут - она в воду. Косатка плывёт - она на берег. Лето выживет.
- А зимой?
Гриша не ответил.
На другой день мы отправились ловить чайку. Мы решили забрать её с собой в Ленинград. Я пошёл по берегу, а приятель, взяв у рыбаков лодку-карбас, поплыл следом.
Чайка была на месте. Только на этот раз она не сидела в камнях, а бродила у воды и выклёвывала из прелых водорослей рачков. Заметив меня, она сошла в воду, и, когда послышался скрип уключин, попробовала нырнуть. Сухое крыло, как поплавок, удержало её. Тогда птица повернула и снова очутилась на берегу.
Скользя по круглым, обкатанным водою камням я поспешил к ней. Чайка завертела головой и тяжело побежала к подножию обрыва, который поднимался над галечным пляжем.
Крутая стена сырой глины шла вверх ровно, без уступов, и только кое-где из неё торчали кривые корни мёртвых деревьев.
Чайка стала карабкаться вверх. Я полез следом. Лез, лез. Как вдруг сырая глина подалась, оставляя за собой две блестящие канавки, я съехал вниз.
О берег стукнул носом карбас. Я повернулся к приятелю.
- Знаешь что? - сказал я ему. - Оставим её здесь. Как её везти, как кормить? Рыбы не напасёшься.
- Давай хотя бы поймаем её и отрежем сухое крыло. Всё ей легче будет.
- Давай.
Чайка сидела высоко под сухим чёрным корневищем и смотрела на нас красным раненым глазом.
Мы полезли вдвоём.
Я уже протянул руку, чтобы взять её, как вдруг чайка с криком вывалилась из укрытия и, ударяя живым крылом по глине, покатилась вниз.
Она дождалась, когда мы слезем, и снова вскарабкалась на обрыв. Ей было очень трудно: испачканное глиной крыло отяжелело, но птица упорно волочила его.
- Полезем ещё? - спросил я.
- Не поймать её нам! - сказал приятель.
Чаячий глаз, как огонёк, горел вверху. Распластав одно крыло, тесно прижимаясь грудью к земле, птица внимательно смотрела на нас.
- Разве ты не видишь? - сказал я. - Она лучше умрёт, но не пойдёт к нам в руки.
Мы стояли, задрав головы, и смотрели на чайку. Еще недавно это была прекрасная большая птица. Таких больших чаек я не видел нигде. Ей, наверное, ничего не стоило добывать большую рыбу и улетать каждую зиму в далёкие тёплые края.
Потом мы сели в карбас и медленно поплыли вдоль берега.
Был август - конец короткого полярного лета. Дело было на побережье Баренцева моря. Зима здесь наступает в октябре.
Д В А Р А Д И С Т А
Служили на Охотском море два радиста. Один - на рыбачьем сейнере "Волна", второй - на грузовом пароходе "Пугачёв".