Читаем Рассказы и стихи из журнала «Саквояж СВ» полностью

Приметы времени зловещи. Как знает офисный народ, сейчас гламурны только вещи, которые с предлогом «от». Сейчас уже нельзя иначе себя оформить, выйдя в свет. Когда-то было — от Версаче (теперь Версаче больше нет), а нынче — что-нибудь от Гуччи, как полагает большинство, а может — от кого-то круче, не знаю даже от кого. Я иногда смотрю рисунки, читая в глянце фельетон, — и знаю, кажется, что сумки бывают нынче от Виттон, но, извините моветона, из сотни сумок, господа, я сумку этого Виттона не угадал бы никогда. Я водку отличу от бренди, а пиво, скажем, от вина — но ни в одном одежном бренде не разбираюсь ни хрена. Но мой гламур гораздо хлеще: скажу, ударив пяткой в грудь, что все в моей квартире вещи, бесспорно, от кого-нибудь! О нет, они не от Виттона — а, впрочем, кто такой Виттон? Его не знаю телефона, со мной нигде не квасил он, а вот, допустим, Дима Лужин умен, талантлив и блестящ, со мною был когда-то дружен и подарил мне этот плащ. Теперь назло дождю-злодею, на радость другу-крепышу — я плащ от Лужина имею и с удовольствием ношу. А вот Андрей, известный физик, большой знаток свобод и прав, со мною был довольно близок и подарил мне этот шкаф. Теперь стоит в прихожей с краю. Взгляните, граждане, каков! Я с умиленьем вспоминаю, как пер его из Вешняков… Давно, в эпоху перестройки, Марина — чистый маков цвет — со мной бывала в этой койке и подарила этот плед. Распался брак на половины, нашли мы новых половин, но плед от пламенной Марины украсил скромный мой овин. Печально одному на свете, но друг пришел — и мир расцвел! Антон, приятель по газете, привез на кухню этот стол. Теперь он житель Вашингтона. Разлука с ним для нас тяжка, но я сажусь за стол Антона — и вспоминаю про дружка! Не то чтоб мне мои прибытки купить не дали гардероб — но я собрал его по нитке, друзей и близких помнить чтоб. Вот эти брюки — от Данилы, вот эта куртка — от Ильи, а вот на ней пятно текилы — оно от Леши, все свои. Когда мы только поженились с уже беременной женой — друзья нам оказали милость и подарили шкаф стенной; его размеры были круты, не лез он в комнату, хоть режь… Была коляска от Анюты, а от Наташи был манеж. И что здесь, граждане, такого? Зато наглядно, как в кино. А книги? Есть от Кабакова, и от Лимонова полно, и от Аксенова четыре, а вот Пелевин, не забудь. Короче, все в моей квартире — буквально от кого-нибудь. И в серых будничных потемках все эти вещи каждый час напоминают мне о том, как на этом свете много нас. Зачем мне вещи от Кардена, на мне трещащие по швам? Вот мой сосед, допустим, Гена. Я от него имею шрам — он не признал меня по пьяни и стал меня в подъезде бить, когда я шел домой от Мани — или от Люды, может быть. От Ирки — дети.

Грипп — от Анны. От Саши — дырка на пальто.

А что до Дольче и Габаны — они мне, в сущности, никто.

№ 6, июнь 2008 года

Воспитательное

Дочь моя, серьезная девица восемнадцати неполных лет, вздумала с утра ко мне явиться: «Слушай, я гламурна или нет?» Обойдя вокруг нее понуро, я ответил ей полушутя, что не вижу признаков гламура, но не все потеряно, дитя. Не умею я писать полотна, но зато могу писать стихи — перечислю в них тебе охотно все недостающие штрихи, чтобы ты уже к исходу лета сделалась гламурней всех вокруг..

— Что, — пищит, — немодно я одета?

— Не в одежде штука, милый друг. Я не знаю, что такое «модно»: моды все опошлены давно. Ты, одевшись от кого угодно, будешь негламурна все равно. Хоть зеленой краской выкрась пряди, хоть на тряпках разори отца — дело не в одежде, а во взгляде, в тоне, выражении лица! Ум твой полон книг, вопросов вечных — это все не в кассу, извини. Выучись, мой друг, глядеть на встречных, словно насекомые они. Научись их жечь холодным взглядом, чтобы знали, сколько их ни есть: просто оказавшись с ними рядом, ты уже оказываешь честь! Чем тебе ответить — их забота. Главное — людей не ставить в грош. Скажут: «Я в костюме от того-то», — глянь с презреньем, как солдат на вошь. Мир сведется к дуракам и дурам, чьи потуги выжить — смех и грех. Только тот покроется гламуром, кто всечасно опускает всех.

Дочь в ответ промолвила устало:

— Это я освоила бы, тять. Но, боюсь, я мало прочитала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Искусство стареть (сборник)
Искусство стареть (сборник)

Новая книга бесподобных гариков и самоироничной прозы знаменитого остроумца и мудреца Игоря Губермана!«Сегодня утром я, как всегда, потерял очки, а пока искал их – начисто забыл, зачем они мне срочно понадобились. И я тогда решил о старости подробно написать, поскольку это хоть и мерзкое, но дьявольски интересное состояние...»С иронией и юмором, с неизменной «фирменной» интонацией Губерман дает советы, как жить, когда приходит она – старость. Причем советы эти хороши не только для «ровесников» автора, которым вроде бы посвящена книга, но и для молодежи. Ведь именно молодые -это непременные будущие старики. И чем раньше придет это понимание, тем легче и безболезненнее будет переход.«О жизни ты уже настолько много знаешь, что периодически впадаешь в глупую надежду быть услышанным и даешь советы молодым. Тебя посылают с разной степенью деликатности, но ты не унываешь и опять готов делиться опытом».Опыт Губермана – бесценен и уникален. Эта книга – незаменимый и веселый советчик, который поможет вам стареть с удовольствием.

Игорь Миронович Губерман

Юмористические стихи, басни / Юмор / Юмористическая проза / Юмористические стихи
Шаг за шагом
Шаг за шагом

Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе». Стихотворения Федорова, довольно изящные по технике, большей частью проникнуты той «гражданской скорбью», которая была одним из господствующих мотивов в нашей поэзии 60-х годов. Незадолго до его смерти они были собраны в довольно объемистый том, под заглавием: «Песни жизни» (СПб., 1883).Кроме стихотворений, Федорову, принадлежит несколько мелких рассказов и юмористически обличительных очерков, напечатанных преимущественно в «Искре», и большой роман «Шаг за шагом», напечатанный сначала в «Деле» (1870), а затем изданный особо, под заглавием: «Светлов, его взгляды, его жизнь и деятельность» (СПб., 1871). Этот роман, пользовавшийся одно время большой популярностью среди нашей молодежи, но скоро забытый, был одним из тех «программных» произведений беллетристики 60-х годов, которые посвящались идеальному изображению «новых людей» в их борьбе с старыми предрассудками и стремлении установить «разумный» строй жизни. Художественных достоинств в нем нет никаких: повествование растянуто и нередко прерывается утомительными рассуждениями теоретического характера; большая часть эпизодов искусственно подогнана под заранее надуманную программу. Несмотря на эти недостатки, роман находил восторженных читателей, которых подкупала несомненная искренность автора и благородство убеждений его идеального героя.Другой роман Федорова «Попытка — не шутка», остался неоконченным (напечатано только 3 главы в «Деле», 1873, Љ 1). Литературная деятельность не давала Федорову достаточных средств к жизни, а искать каких-нибудь других занятий, ради куска хлеба, он, по своим убеждениям, не мог и не хотел, почему вместе с семьей вынужден был терпеть постоянные лишения. Сборник его стихотворений не имел успеха, а второе издание «Светлова» не было дозволено цензурой. Случайные мелкие литературные работы едва спасали его от полной нищеты. Он умер от разрыва сердца 47 лет и похоронен на Волковском кладбище, в Санкт-Петербурге.Роман впервые был напечатан в 1870 г по названием «Светлов, его взгляды, характер и деятельность».

Андрей Рафаилович Мельников , Иннокентий Васильевич Омулевский , Иннокентий Васильевич Федоров-Омулевский , Павел Николаевич Сочнев , Эдуард Александрович Котелевский

Приключения / Детская литература / Юмористические стихи, басни / Проза / Русская классическая проза / Современная проза
Жизнь с препятствиями
Жизнь с препятствиями

Почему смеется Кукабарра? Это тем более непонятно, что в лесах, где живет эта птица, гораздо больше страшного, чем смешного. Но она смеется утром, в обед и вечером, потому что "если хорошо посмеяться, то вокруг станет больше смешного, чем страшного".Известный писатель Феликс Кривин тоже предпочитает смеяться, но не для того, чтобы не бояться жить, а потому что шутка — союзница правды, которая одевает ее так, что невозможно узнать. Это очень важно для автора, так как жизнь часто похожа на маскарад, где пороки прячутся под масками самых безобидных и милых существ — овечек и зайчишек.Вошедшие в сборник рассказы, сказки и стихи очень разнообразны: автор рассматривает проблемы микро- и макрокосмоса, переосмысливает исторический и литературный опыт человечества. Поэтому из книги можно узнать обо всем на свете: например, почему впервые поссорились Адам и Ева, как умирают хамелеоны, и о том, что происходит в личной жизни инфузории Туфельки…

Феликс Давидович Кривин

Фантастика / Юмористическая проза / Социально-философская фантастика / Юмористические стихи / Юмористические стихи, басни / Юмор