Рассказы и стихи (Публикации 2011 – 2013 годов)

Я внимательно обследовал девушку. Долго рассматривал рентгенограммы, в душе благодаря судьбу за то, что одним из моих учителей был выдающийся рентгенолог Иуда Нохемович Мительман, научивший обращать особое внимание на едва заметные детали. Как благодарен я был Учителю в эти минуты!

Коллегам, присутствовавшим на консультации, я сказал только одно слово: «Остеокластеобластома». А отца девушки спросил:

- Вы верующий человек?

- Конечно!

- Тогда поставьте свечку Богу за этот перелом. В ортопедии есть такой термин – фрактура медиката, лечащий перелом. У вашей дочки доброкачественная опухоль. Вполне вероятно, что к тому времени, когда срастутся отломки кости, опухоль исчезнет или настолько уменьшится, что даже не понадобится операция.

Отец рухнул на колени, пытаясь поцеловать мою руку.

- Ион Лазаревич, вы уверены? – спросил профессор Поронян.

- Абсолютно.

Сейчас, многие годы спустя, у меня есть основание подтвердить свою уверенность. Операция не понадобилась.

На этом деловая часть моей командировки закончилась, и началось наше знакомство с Арменией.

Мы много гуляли по Еревану. После Киева нас приятно удивляло радушие ереванцев. Только однажды мою жену отчитала продавщица в ларьке:

- Почему ты говоришь по-русски. Армянка, а стесняешься своего языка. Нехорошо.

- Я не армянка.

- Не армянка? А кто же ты?

- Я еврейка.

- Еврейка? Прости меня. И будь здорова. И пусть Господь поможет твоему народу.

Услышать такое во время войны с Израилем! В Советском Союзе! После Киева!

- Вот где надо жить. – Заметила жена, все ещё не соглашавшаяся со мной и сыном, считавшими, что жить следует в Израиле.

Огромное впечатление произвёл на нас Матенадаран. Не только базальтовая громада здания, прекрасные скульптуры армянских мыслителей, памятник создателю армянского алфавита Масропу Маштоцу, но и сам дивный музей книги. Рядом с первой армянской Библией свитки Торы. Увы, мы не могли прочитать ни слова, но что-то торжественное и щемящее наполнило душу при виде этих древних квадратных букв, ставших почему-то раритетом в Советском Союзе. Мы с сыном осознавали себя частью Израиля. Думаю, что в эти мгновения и жена была близка к такому решению.

В воскресенье мы поехали в Эчмиадзин. Несметное количество людей стояло от ворот резиденции католикоса до входа в кафедральный собор, где должно было состояться Богослужение. Для нас нашлось место, чтобы втиснуться во второй или в третий ряд. Ждали выхода католикоса. Точно в полдень он неспешно направился в храм. Среднего роста плотный мужчина лет шестидесяти. Чёрная ряса. Чёрный остроконечный капюшон. Большой крест на груди. Интеллигентное лицо. И какая-то печать исключительности. Не думаю, что она связана с его саном. Это лицо запомнилось бы даже в толпе. Поравнявшись с нами, он на мгновение встретился со мной взглядом и улыбнулся. Или показалось? Возможно. Но вскоре обнаружилось, что не показалось.

Личный ювелир католикоса пользовался его особым расположением, которое ещё возросло после поездки Вазгена Первого в США по приглашению армянской диаспоры.

Незадолго до этого некто предложил ювелиру купить у него для католикоса браслет за три тысячи пятьсот рублей. Ювелир не торгуясь, купил украшение, хотя золотой браслет по его словам никакой ценности не имел. Вообще к золоту он не испытывал пиетета. Зато украшавший браслет большой рубин изумительной красоты, был действительно бесценным. Разумеется, мастера тщательно допрашивали в КГБ о покупке. Даже поинтересовались, не уплатил ли он больше, чем следовало уплатить. Мастер долго думал, что можно сделать, имея такой сказочный рубин. И сделал перстень. Католикос носил его на большом пальце правой руки. Крылья стилизованного армянского орла – только прямые линии – несли на себе камень. Противоположную сторону перстня украшало изображение эчмиадзинского храма, изваянное и выгравированное так искусно и точно, что в сильное увеличительное стекло можно было разглядеть даже каменную кладку. Увидев перстень, армяне-богачи сразу поняли, чья это работа. Они стали уговаривать католикоса продать перстень. Предлагали любую сумму. «Допустим, три миллиона долларов». - Тихо, как бы про себя произнёс католикос. «Идёт!» - Тут же воскликнул один из миллионеров. Вазген снял перстень и спрятал его в потайной карманчик брюк. В Америке больше перстень не доставал. А вернувшись домой, рассказал ювелиру и поцеловал его.