По весне Пашка женился. Однажды, открыв дверь, мы обнаружили на лестничной клетке Пашку с махонькой кошечкой, почти котенком. Подруга была совершенно декадентского вида. Страшно тонкая, лапки-ниточки, крохотная и какая-то обкуренная, не очень сознающая окружающее. Когда мы приглашающе открыли дверь, Пашка стал приглашать жену в дом. Киска мялась у дверей, неуверенно делала шажок и отступала… В отличие от Пашки, людям позволяла что угодно – до того не то что дотронуться, подойти было нельзя, а эта – и о ноги лениво терлась, и гладить позволяла сколько угодно. Но с отрешенностью. Не подсовывала голову, не активничала – казалось, не особо и сознавала – то ли ее касаются, то ли нет. И в дверь зайти не то чтобы боялась – скорее, не очень соображала, чего делать-то.
За жену все решил Пашка. Он деловито подпихнул ее носом к двери, когда она очередной раз у самого порога пошла в сторону – подправил курс и так, подпихивая носом и плечом, провел ее фарватером коридора на кухню. Черная змеевидная дамочка растерянно стала шататься по стенам – солидный Пашка вздохнул и деловито запихал ее к блюдцам. Она, казалось, и есть не будет – растерянно зависла над едой, нюхнула, воззрилась в пространство… Пашка еще пихнул, ткнул носом в корм – и сам устроился сбоку. Постепенно она разошлась – видимо, все же была голодна. Съев, получили добавки, умяли и это, и Пашка, пугнув вертевшегося вокруг серым комочком Сильвера, повел супругу отдыхать – на большое кресло.
И вот тут у них и произошло недопонимание, сказалась разница культурных кодов. У них – то есть у моей жены и Пашки. Пашка запрыгнул в кресло и стал умащиваться. Его черненькая худосочная, с первого раза не запрыгнув, едва обозначила прыжок и неуверенно уставилась в пространство, явно потеряв представление, что делать и где она находится. Пашка развернулся, спрыгнул, снова пихнул плечом, почти подсадил в кресло. Залез следом, помог неуверенно стоящей на кресле – что тут делают-то? – кошке выбрать место – усадил в середине. Она томно изогнулась и села, слегка напряженно… Пашка облегченно вздохнул, плюхнулся рядом… То есть он хотел рядом. Но размер-то у него был раза в два больше кошечкиного. Короче, Пашка плюхнулся задницей прямо на черную изящную кошечку и стал с увлечением вылизывать себе яйца.
И вот этого хамства моя жена не снесла. Так ее поразила эта картина – декадентка беспомощно выглядывает из-под огромной пашкиной задницы, Пашка по-крестьянски игнорирует дамский пол… Жена схватила Пашку за шкирку и выбросила за дверь. Он, кажется, настолько этого не ожидал, что даже не сопротивлялся. Видимо, и боеготовность котов имеет пределы.
Понимаете? Свободного кота, который ни разу не дал себя погладить, который приходил только когда хотел и входил в дом по особому приглашению, достойного дворового кота – за шкирку, как незнамо кого, женщина выбрасывает на лестничную клетку… Пашка, не мявкнув, немедленно удалился. Моя жена попыталась обиходить оставшуюся декадентку, но та была какая-то нежизнеспособная – сидеть в кресле отказалась, хотя жена ее там укладывала и гладила – думая: мужлан ушел, пусть дама отдохнет… Но дама потихоньку вылазила из рук, неуверенно шатаясь, подобралась в прихожей к двери и издала едва слышное мяканье. Кажется, громче она говорить была просто не способна. Жена, еще раз попытавшись ее соблазнить едой, вынуждена была отступить и выпустила на площадку.
После этого пары довольно долго не было, но все же через неделю пришли. В открытую дверь Пашка не пошел. Зато подпихнул носом свою неземную подругу. Та, помыкавшись, вошла, чуть-чуть поела – и стала своим едва слышным голоском проситься на лестницу. Так и повелось. Приходили вдвоем, чернушку Пашка запихивал к нам, сам же не заходил ни под каким видом. Его звали, показывали прямо через дверь блюдце с едой, жена даже перед ним извинилась (в свойственной жёнам манере: Пашка, мне жаль, что так получилось, но ты же понимаешь, что сам виноват…) – он был неумолим. Если выносили еду на площадку – ждал, пока дверь закроется, тогда съедал. В квартиру больше не зашел ни разу.
А совсем закончилась эта история на следующий год. Я пришел вечером с работы, открыл дверь в холл – напротив нашей квартиры, у соседской двери Пашка интенсивно драл какую-то кошку. Уже не ту, черненькую, а простонародной внешности мурку. Та вопила, Пашка отдавал долг природе. А следующим вечером, когда я вернулся домой, жена рассказала – Пашку нашли мертвым в подъезде. Умер от старости.
Жена просила дописать: все женщины в подъезде, каких она знала, очень любили и уважали Пашку и ставили его своим мужьям в пример. «Пашка был мужик! Не то что…» – единогласно решили все.
2008