Рассказы из Диких Полей

- Уйду, но сражаться не перестану! – крикнул Кшиштоф. – Никогда не позволю подобного. Во мне еще имеется совесть.

Он повернулся и вышел, хлопнув дверью. И только лишь сделал это, чуть не свалился на землю. Голод… Он уже не чувствовал резких и неожиданных спазмов в желудке. Зато теперь его охватила сонливость и головокружение, а еще – какая-то странная, раздирающая все тело боль. Понадобилось какое-то время, прежде чем он хоть как-то собрался и, опираясь на чекан, направился вниз по ступеням.

- Пан Кшиштоф?

Вилямовский медленно поднял голову. Перед ним стоял один из его гусар – Немирыч. Выглядел он неспокойным. Кшиштоф неприязненно глянул, не было у него охоты болтать.

- Что произошло?

- Пан Мирош исчез.

- То есть как? – замер Кшиштоф. – Убили?

- Нет. Попросту не явился на смену.

-Прикажу его повесить, - тихо буркнул Вилямовский.

Ну вот. Уже и его подчиненные начали теряться. Люди просто не выдерживали.

- Так его вообще нигде нет. Все оставлено на квартире.

- Ну, что ж поделать. Разделю его вещи между остальными. Спасибо, мил'с'дарь.

- Пан наместник… Так ведь он должен был пойти…

Немирыч молчал, опустив голову.

- У него не было что есть. Вот и отправился пощипать одного армянина в Китайгороде…

- Выходит, грабежи и насилие? Ну что же, пускай только покажется – и на виселицу!

- Так тот армянин… он живет в таком одном дворище возле Спасских ворот… Странный дом. Говорят, что он колдун. Планетник³⁴ царя Бориса Годунова. И у него есть еда. Много еды. Так москвичи говорят…

Кшиштоф молчал. Непонятно почему, но он почувствовал, как его охватыват холодная дрожь. Все это ему осточертело! Хватит!

- Если его убили в ходе грабежа, то так будет для него лучше. Я бы поступил с ним хуже.

- Пан наместник… Там люди, как в воду…

- Ну и что?

Кшиштоф обошел гусара и отправился дальше. И даже не оглянулся.

 

Когда Вилямовский переступил порог, Самуэль поднял голову. Это был высокий, красивый мужчина со светлыми волосами, приятель Кшиштофа. С давнего времени. И это было даже странным. Рудзиньский – самый лучший наездник во всем гарнизоне Кремля, любил только лошадей. Даже женщинами он занимался лишь в такой мере, в какой это было нужно каждому мужчине.

- А, вот и ты… Долго не виделись.

- Самуэль, - Кшиштоф присел на краю лавки, - страшные дела творятся. Все превращается в дичь. Мы в преисподней.

- Но ведь ты же сражаешься с нею.

- Сражаюсь…

Повисла тишина.

- Иногда мне кажется, будто бы я должен себя ненавидеть. Ненавидеть за все то, что когда-то творил здесь, в Москве, и за то, что не умею жить, как ты, - прошептал Рудзиньский. – Зато я рад тому, что ты – такой, как ты есть. Это ты даешь мне силы… И, похоже, у тебя ко мне что-то серьезное. Говори сразу, не скрывай.

Кшиштоф прикусил губу. Наступило самое худшее. Но нужно было это из себя выдавить, хотя и было понятно, что этими словами доставит боль.

- Прибыл… Прибыл, потому что пришло время. Мы обязаны это сделать…

Самуэль опустил голову, но Вилямовский и так отметил, что лицо его вдруг посерело.

- Мне следовало бы тебя убить за это, - произнес он. – Должен был бы, но не могу. Потому что, возможно, ты прав. Верю, что так оно и есть. Мой Бог, я уже теряю разум… - Пошли. – Он медленно встал и положил ладонь на рукоять сабли. – Ну, пошли.

На миг у Кшиштофа сложилось впечатление, что прямо сейчас его коллега достанет оружие и убьет его. Такое казалось невозможным, но было именно так. Но Рудзиньский направился к выходу. Молча они спускались по скрипучим ступеням, пропитанным запахом прогнившей древесины. Очень быстро они прошли через опустевшее, грязное подворье к небольшой конюшне. В ней царил бардак, седла и части конского снаряжения были разбросаны на остатках гнилой соломы, а в крыше, представлявшей из себя скопище дыр, мрачно свистел ветер.

- Челядь вся куда-то разбежалась, - буркнул Самуэль. – Наверняка вернутся только под утро. Москали порубили моих почетовых…

Они быстро подошли к тыльной стенке конюшни. Самуэль нажал плечом на соответствующую доску, и та уступила, открывая проход. Это убежище они устроили уже довольно давно. Пришлось потрудиться, но труд был оправдан. Рудзиньский с трудом протиснулся в щель.

Кшиштоф пошел за ним. В мрачном длинном пространстве стоял конь. Когда-то он был красавцем – свидетельством тому были стройные ноги с крепкими бабками, элегантные шея и грудь. Хотя шерсть коня утратила блеск и линяла, когда-то он должен был быть буланой масти. Корпус и зад были худыми. Настолько худыми, что конь, который когда-то наверняка бывший украшением конюшни, сейчас выглядел будто скелет.

Рудзиньский вытащил саблю из ножен и направился к коню. Жеребец узнал хозяина, тихо заржал и доверчиво придвинул храпы к руке, в которой Самуэль держал готовое к удару лезвие. Он деликатно "клюнул" своего хозяина в пальцы, потерся мордой о плечо. Рудзиньский увидел глаза животного – огромные, карие, печальные, всматривающиеся в него.