Рассказы из Диких Полей

- А ты, похоже, и понятия не имеешь, как саблю держать, - буркнул он Уршилову. – А ты сам точно такой же, как и твой народ. По-селянски, на кулачки, может и пошел бы еще, а вот с железом – это уже нет.

- Не все можно железом устроить. Наш царь-батюшка Алексей Михайлович, голова мудрая. Подождал наш батюшка, пока вы друг друга с казаками вырежете, после чего наступил на вас и слопал – как одних, так и других.

- Но вы же хотели взять их под свою защиту.

Боярин весело рассмеялся.

- Хмельницкий считал, будто бы наша Русь – это вторая Речь Посполитая. И просчитался. Наш царь не такой, как ваш король. Ему хватит сил, чтобы удержать как одних, так и других. Это не мы вас побили. Вы сами себя побили, сражаясь с казаками. И с ними вы будете резать друг друга еще долго. Ну а мы этим воспользуемся.

- Так ты хорош на саблях?

- А не кричи, лях, а не то прикажу тебе урок дать! Сиди и молчи.

Тушиньский молчал. В этот самый момент припомнились ему слова Корелы. Что он тогда сказал? Будто бы что-то может нас спасти! Но вот что? Зачем он ехал на Заднепровье? Если бы знать. Только все это не помещалось у него в голове. Что делать? Что делать? Чтобы узнать все до конца, нужно спасти Корелу.

А пир продолжался. Тушиньский был обессилен. Он уже ни на что не обращал внимания. Московиты были уже настолько пьяны, что некоторым приходилось вцепиться в стол, чтобы не свалиться на пол. Двое могучих мужиков начали ссориться по какому-то поводу – схватили друг друга за бороды и дергали их, перемежая руганью. Уршилов отпихнул их от себя. А другие забавлялись Тушиньским.

- Глянь, лях, а бороды нет! – воскликнул один из москалей.

- Зато усы имеются. Да еще какие. Можно их вырвать и вместо бороды пришить.

- А лучше подпалить! Давайте из него куклу сделаем! – отозвался третий и вытянул руку с факелом.

Ян отпихнул ее. Посыпались ругательства.

Неожиданно одно из окон с треском распахнулось. Сильный ветер надул в избу снежный туман. В один миг тот превратился в быстрый, завернутый круговорот, который завыл по всему помещению, а когда немного опал, все увидели в нем фигуру старого деда-лирника. Она была намного бледнее, чем тогда, когда Тушиньский видел ее в первый раз, более прозрачная и нестабильная. Но была. В избе сразу же воцарилась тишина. Пьяные московиты, которые еще только что готовы были порвать друг друга или зарезать Тушиньского просто так, от нечего делать, сейчас застыли на месте. А лирник тем временем ударил по струнам, заиграл и запел. Но по-польски.

 

Гей, гей, сел пугач на могиле

И крикнул: "Пугу!",

Принимайте, казаченьки,

Товарища с Луга!

Наши сабли пощербились,

Мушкеты без курков,

Только сердца казацкие

Не боятся врагов.

Гей, когда-то пановали,

А ныне все гибнем.

И несчастья и той доли

Вовек не избегнем.

Только вот вернутся старые

Времена славные.

Встанет лира из могилы,

Встанет и приведет за собой

Силу тайную, не от мира сего.

И мир настанет

Между казаками и ляхами!

 

Никого из московских бояр эти слова не заставили схватиться с места. Никто из них не схватился за оружие. Неожиданно все замолкли, странным образом глядя один на другого. Умолкли пьяные вопли, говор разговоров. Все сидели, а на их лицах внезапно появилось спокойствие. После предыдущего беспорядочного говора тишина эта более всего поразила Тушиньского. Ян чувствовал, что с ним творится, похоже, то же самое, что и с другими – его страх и гнев быстро куда-то улетучились.

Желаешь ли ты сделать то, что думаешь? Прозвучало вдруг у шляхтича в голове. Он не знал, кто эти слова произнес, но лирник глядел прямо на поляка. Неожиданно Тушиньский почувствовал, что у него совсем нет сил, что он желает толлко лишь того, чтобы эта проклятая война наконец-то закончилась. Когда лирник играл, он совсем позабыл о ней. Забыл даже о том, что сидящие рядом москали – это его враги. А месть? Он уже не знал и того, а за что ему следовало мстить?

- Да. Ты мне поможешь?

Для того я сюда и пришел. Спасай Ивана.

- Как?

Осторожно прокрадись от яра над Днепром. На юг от села.

- Кто ты такой?

Ответа не было. Фигура лирника начала развеиваться, бледнея при этом. А потом исчезла, столь же неожиданно, как и появилась. И все утихло.

Только лишь после длительного молчания раздались тихие разговоры. Москали уже не были пьяными, не спотыкались, не ругались. Они даже на Тушиньского не глядели.

- Ян Флорианович, - тихо отозвался Уршилов, опустив голову. – Прошу прощения за то, что произошло. Сам понимаешь – водка-матушка… Я хочу тебе сказать… А впрочем, ничего.

Русский махнул рукой. Его товарищи тихо перешептывались. Несколько начало молиться.

Тушиньский поднялся с места. Боярин его не удерживал. Шляхтич пошел к двери.