Рассказы из книги "Жестокие рассказы"

В самом конце, как раз против меня, я увидел вход в кафе (впоследствии оно сгорело во время знаменитого пожара, ибо все в жизни исчезает, как сон); кафе помещалось в глубине большого мрачного сарая под широким навесом. Струи дождя, падая на стекла свода, еще более затемняли тусклый дневной свет.

«Вот где состоится наша деловая встреча, — подумал я. — Они ждут меня с бокалами в руках, со сверкающим взглядом, презирая превратности Судьбы».

Я повернул ручку двери и вдруг очутился в большом зале под застекленной крышей, сквозь которую пробивались мертвенно-бледные лучи света.

На колоннах висели пальто, шарфы, шляпы.

По всему залу были расставлены мраморные столы.

За столами сидели какие-то люди солидного вида, вытянув ноги, откинув голову, с неподвижным взглядом, и, казалось, о чем-то размышляли.

Лица у них были землистые, глаза пустые.

Возле каждого лежали раскрытые портфели и папки с бумагами.

Я внимательно рассмотрел этих людей.

Несомненно, большинство из них, чтобы избавиться от нестерпимых мучений совести, давно уже покончили со своей «душой», надеясь хоть немного улучшить свое состояние.

Слушая, как шумит вода в медных кранах, вделанных в стены для ежедневного омовения этих бренных останков, я вдруг вспомнил стук колес наемной кареты.

«Должно быть, — подумал я, — тот кучер совсем одурел, если, проехав столько улиц и перекрестков, ухитрился привезти меня на прежнее место. А все-таки (даже если произошла ошибка) должен признаться, что этот зал производит ЕЩЕ БОЛЕЕ ЖУТКОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧЕМ ПЕРВЫЙ!..»

Тут я тихонько притворил за собой стеклянную дверь и возвратился домой, твердо решив, вопреки всем правилам, — что бы мне ни грозило, — никогда больше не вести никаких финансовых операций.

Перевод М.Вахтеровой

НЕТЕРПЕНИЕ ТОЛПЫ

Посвящается Виктору Гюго

Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне,

Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли.

Симонид

Гласные ворота Спарты с тяжелыми створами, примкнутыми к городской стене, точно бронзовый щит к груди воина, были раскрыты на гору Тайгет. Пыльные склоны багровели в холодных осенних лучах заката, и людям, стоявшим на крепостной стене города Геракла, казалось, будто на пустынном кряже в этот зловещий вечер свершается кровавое жертвоприношение.

Над городскими воротами возвышались массивные стены, и на площадке крепостного вала толпился народ. Железные доспехи, пеплосы, острия копий, колесницы ярко сверкали в кровавом зареве заходящего светила. Но глаза граждан Спарты были мрачны: пристально, неотступно толпа смотрела на вершину горы в ожидании грозных вестей.

Два дня назад отряд Трехсот во главе с царем выступил в поход. Они шли в бой, увенчанные цветами во славу Отчизны. Те, кому суждено было вечером пировать в царстве мертвых, в последний раз умастили себе волосы в храме Ликурга. Потом, подняв щиты, бряцая мечами, под приветственные клики женщин, распевая стихи Тиртея, юноши исчезли в утреннем тумане. Высокие травы в теснине Фермопил теперь, наверно, льнули, шелестя, к их голым ногам, словно родная земля, которую они шли защищать, нежно ласкала своих сыновей, прежде чем принять их в свое священное лоно.

Утром ветер донес шум битвы и торжествующие крики, так что все поверили рассказам перепуганных пастухов. Персы были дважды оттеснены, разгромлены и отступили, бросив без погребения десять тысяч убитых. Локрида стала свидетельницей победоносной битвы. Фессалия поднялась на борьбу. Даже Фивы вдохновились этим славным примером. Афины прислали отряд воинов и начали вооружаться под предводительством Мильтиада. Фаланга лаконян получила подкрепление в семь тысяч солдат.

Но вот, пока в храме Дианы раздавались молитвы и победные гимны, пятеро эфоров получили новые донесения и обменялись странным взглядом. Старейшины тут же отдали приказ готовиться к обороне города. Спешно начали крпать рвы, ибо Спарта обычно пренебрегала укреплениями, гордо полагаясь на доблесть своих граждан.

Зловещая тень омрачила всеобщую радость. Никто уже не верил россказням пастухов; победные вести были сразу забыты, как глупые басни. Жрецы содрогались в тревоге. Авгуры, воздевая руки, освещенные пламенем треножников, взывали к богам преисподней. Страшная весть передавалась шепотом, кратко, из уст в уста. Эфоры повелели увести из храма юных дев, чтобы не произносить при них имени предателя. И девушки сошли по ступеням портика, не замечая, что ступают по телам лежащих там илотов, опьяненных темным вином, и задевают их каймой своих длинных одежд.

Тогда народу возвестили страшную новость.