Рассказы из сборника «Отступление»

— Они прячутся в подвале нашего дома. Шесть человек. Старик не мог бежать, у него болят ноги. Я говорю о старике Кирове.

— Какой стыд! — выкрикнул отец. — Что ты делаешь?

— Значит, там все Кировы? — спросил я у мамы.

Мама ответила мне утвердительным кивком головы.

— Пошли, — сказал я красноармейцу.

Мы быстро скатились по ступеням крыльца и перебежали на противоположную сторону улицы к нашему дому. В кухне я нашел свечу. Красноармеец её зажег и стал освещать мне путь. Я распахнул дверь подвала и спустился вниз. Там, прижавшись спиной к стене и скорчившись, сидели шестеро мужчин. Четверо из семейства Кировых, их родственник по жене и бандит, зарезавший штыком дядю Самуила. Штык все ещё был в руках мерзавца.

Увидев в наших руках винтовки, он отбросил штык. Клинок с сухим стуком заскользил по кирпичному полу.

— Мы ничего не сделали! — выкрикнул Киров-портной. — Бог тому свидетель!

— Мы спрятались лишь для того, чтобы случайно не оказаться в гуще боя, — сказал старик Киров, из его носа текли сопли, но он не обращал на это внимания.

— Мы — красные! — заявил владелец штыка. — Да здравствует Ленин!

— Да здравствует Ленин! — подхватила вся шайка.

Крики резко оборвались, когда перед ними появились мои мама, папа и Сара.

Красноармеец, покачиваясь, стоял, почти закрыв глаза и едва удерживая в руках винтовку. Время от времени он зевал, широко открывая рот.

Отец, мама и Сара встали за нашими спинами. Сара прижимала к груди младенца, глаза у неё были совершенно сухими.

— Да здравствует революция! — его голос в сыром подвале прозвучал тихо, и более всего походил на скрип.

— Значит, это — они? — спросил красноармеец.

— Да, — ответил я.

— Мы ничего не сделали! — выкрикнул Киров, тот, что портной. — Иисус тому свидетель!

— Это не те люди, — выступил вдруг папаша. — Здесь прячутся наши старинные друзья.

— А это что за тип? — поинтересовался красноармеец.

— Мой отец.

— И кто же из вас говорит правду? — спросил красноармеец, обратив на отца затуманенный от усталости взгляд.

— Старик говорит правду! Старик! — завопил Киров. — Мы были добрыми соседями восемь лет!

— Это — те самые люди, — сказала мама.

— Идиотка! — язвительно бросил папаша. — Ты ищешь на нашу голову новые неприятности. «Это — те самые люди», говоришь ты. Сегодня их арестуют, а завтра придут белые, и они снова окажутся на свободе. Ты понимаешь, что с нами будет?

— А это кто? — зевая, спросил красноармеец.

— Моя мама.

— Это — те самые люди, — срывающимся голосом и очень тихо произнесла Сара. Казалось, что она произносит свои последние слова, чтобы после этого навсегда перестать говорить.

— Теперь вы удовлетворены? — спросил я у красноармейца.

— Теперь я удовлетворен, — ответил он.

Я выстрелил из винтовки в кирпичную стену подвала.

В небольшом помещении грохот выстрела был оглушающим. Все, кроме солдата, вздрогнули, вздернув головы. Запах пороховой гари оказался настолько резким, что я чихнул.

— Что ты собираешься сделать? — дрожащим голосом осведомился папаша.

Я передернул затвор винтовки, чтобы выбросить стреляную гильзу и послать в патронник новый заряд.

— Это так делается? — для большей уверенности поинтересовался я.

— Точно, — равнодушно ответил смертельно уставший красноармеец.

— Что ты намерен сотворить? — спросил Киров-портной.

Я выстрелил ему в голову. Он умер мгновенно. Меня от него отделяли каких-то три метра.

Остальные прижались к стене, но все порознь, стараясь как можно дальше отодвинуться от своего соседа.

— Даниил! — возопил папаша. — Я запрещаю тебе делать это! Ты не смеешь обагрять свои руки их кровью! Даниил!

Я выстрелил в старшего брата портного.

Старик Киров начал рыдать. Он упал на колени и, протянув ко мне руки, забормотал:

— Даниил, Даниил, мальчик мой…

Я увидел его в ярко освещенной комнате дома портного, увидел его беззубый оскаленный рот, тянущиеся к тете Саре руки… Я застрелил его, стоящего передо мной на коленях.

Отец разразился рыданиями и бросился вон из подвала. Сара и мама по-прежнему стояли у меня за спиной. Красноармеец, чтобы не уснуть, протер кулаком глаза. Я чувствовал себя счастливым. Но это было счастье с привкусом горечи.

Я передернул затвор.

— Прости меня, прости… — лепетал самый младший из Кировых. — Я не занял, что де…

Я нажал на спуск и он, завертевшись волчком, рухнул на тело своего отца.

Я ещё раз передернул затвор и тщательно прицелился в очередную жертву. Этот человек стоял спокойно и, глядя в потолок, потирал нос.

Я нажал на спуск, но ничего не случилось.

— Нужна новая обойма, — сказал красноармеец и протянул мне патроны. Я открыл затвор, вставил обойму, вогнал патрон в патронник и прицелился. Моя очередная жертва все так же стояла, глядя в потолок и потирая кончик носа. Было даже несколько странным увидеть его через мгновение мертвым.