Рассказы, изданные на бумаге. Война. Книга 2

Главную часть всей нагрузки взяла на себя весьма разветвлённая железнодорожная сеть СССР. Следом за ней, по объёмам, шёл водный транспорт страны.

Благодаря таким обстоятельствам, ни путейцев, ни речников с моряками не брали на битву с врагом. Для них, как и для всех советских людей, глубокий тыл стал той же линией фронта.

Потом пошли уже факты из биографии сына: — Николай родился в Царицыне незадолго до Германской войны, в далёком 1912-м. Шло время, наступил 1917-й, а в свой черёд, 1925-й.

Местные власти решили, что не стоит крупному населённому пункту носить старое имя. Зачем напоминать местным жителям о жутком прошлом Советской России. Так старинный купеческий город назвали в честь вождя мировой революции Иосифа Сталина. И стал он с тех пор Сталинградом.

Николай мало чем отличался от прочих ребят. Быстро рос и умнел. Окончил, как все, семилетнюю школу, и поступил в пароходство на должность матроса. Он постоянно учился всему, что только возможно. Всегда был на очень хорошем счету. Постепенно, дорос до капитана грузового баркаса под названием «Ерик».

По описанью хозяйки, это был совсем небольшой теплоход с одной плоской палубой. Посреди открытой площадки торчала тесная рубка размерами два на два метра, и высотою чуть более, чем в рост человека. Ширина перевозчика составляла семь-восемь шагов, а длина втрое больше, и достигала пятнадцати метров.

Вдоль низких бортов тянулись низкие лавки, для тридцати пассажиров. Между ними ставились ящики с грузом, которые нужно доставить по волжской воде. Экипаж очень маленький и состоял из четырёх человек: капитана, механика, помощника и, конечно, матроса.

До 1942-го года Николай жил в районе бывших «Балкан», расположенном в северной части города Сталина. Это рядом со зданием очень внушительной мельницы, построенной поволжским немцем Александром Гергардтом. После революции, у капиталиста её отобрали, а ближе к тридцатым годам, назвали в честь революционера Константина Грудинина.

— Вы может быть, даже не знаете, — сказала дальше старушка: — но супротив Сталинграда всегда находилось несколько крупных посёлков: Верхняя, Средняя и Нижняя Ахтуба. Плюс ещё целый десяток небольших деревень.

Многие люди жили здесь постоянно, а работали на той стороне, на огромных заводах. Всех нужно было возить через Волгу. Вот и гоняли баркасы в качестве обычных паромов.

Как только фашисты вышли к окраинам города, они стали бомбить все кварталы. Центральные районы были сильно разрушены в течение суток. Те, кто не погиб при обстрелах, бросили всё, что у них там имелось, и перебрались на левую сторону.

Николай вместе с семьёй переехал ко мне. Живёт теперь здесь, а ходит каждый день на войну, как к себе на работу. Вернее сказать, он постоянно на фронте и лишь иногда, на пару часов, вырывается к престарелым родителям.

Ведь кроме своих стариков, ему нужно проведать семью и передать им продукты, которые выдают в пароходстве. Очень часто машины с провизией гибнут в пути. Пайки не доходят до речников и они вместе с семьями остаются с пустыми кастрюлями.

Все мы уже целый месяц питаемся впроголодь, чем только придётся. Собираем зерно, что выносит водой из потопленной баржи. Оно наполовину с песком и, как его только не мой, всё равно хрустит на зубах.

В основном едим рыбу, оглушенную частыми взрывами. Но для того, чтобы её подобрать, нужно топать к реке, а там сейчас сущий ад, пришедший из преисподней на землю.

По правде сказать, — продолжала старушка: — здесь ненамного спокойнее, чем на самой переправе. Оба берега Волги каждый день подвергаются авиационным налётам и артиллерийским обстрелам.

Дома в нашем посёлке горят один за другим. Скоро и до моего небольшого двора дойдёт своя очередь. Придётся вырыть землянку, как сделали все погорельцы и жить в тёмной норе, словно слепые кроты. Если, конечно, уцелеем при взрыве?

Фашисты желают стереть город Сталина с лика земли и бомбят его круглые сутки. Лишь иногда выдаются минуты такие же тихие, как, к примеру, сейчас. Я думаю, это всё объясняется не добротою наших врагов.

Скорее всего, пушкари и лётчики фрицев далеко не железные. Наверняка, они тоже сильно устали. Нужно всем отдохнуть, а заодно, почистить орудия, залить бензин в самолёты и заправить их бомбами.

Женщина вдруг замолчала на короткое время. Тяжко вздохнула и тихо продолжила: — По словам Николая, после двадцать третьего августа, всё в городе было разрушены. По всей округе уже не осталось ни одного не разбитого многоэтажного дома.

Уцелело лишь несколько зданий, построенных в центральных районах. Однако, они пострадали так сильно, что там торчат одни обгоревшие остовы. Мельница тоже, пока что на месте. Она возвышается над полем развалин, как большой памятник людскому безумию.

Двор, где долгие годы жил Николай, находился недалеко от берега Волги. Здание мельницы стоит между ним и фашистами. Оно защищает хибарку от артиллерийских обстрелов и принимает удар на себя. Благодаря этой странной случайности, стены частного дома всё ещё пребывают в сохранности.