— Вы же не любите собак, Анастасия Сергеевна, — он читал ее мысли, но это было забавно.
— Но он такой милый, — заулыбалась она, вспоминая невоспитанное рыжее чудо, к которому уже успела немного привязаться.
— Я подарю вам щенка. Породистого. Будущего чемпиона. На выставках он соберет все медали, какие только можно.
Она согласно кивнула, легко прощаясь с неугомонным псом. Так нужно. И она опять чувствовала всю важность подтверждения этой необходимости. Это же для ее блага.
— Вот и славно, — его улыбка солнцем согрела ее. — Теперь осталось самое простое.
— Что? — прошептала она, почти теряя сознание от предчувствия чего-то радостного, что ворвется в ее жизнь.
— Скажите «да», — его губы были так близко. — Скажите, и все изменится. У вас появится возможность прожить этот день заново. Без хлопот и проблем.
Она дышала цветочным ароматом, каждой клеточкой ощущая невыразимое, бесконечное счастье. И то прекрасное, исправленное будущее уже выстлалось нежным ковром у ее ног, осталось только шагнуть.
Где-то в невыразимой дали послышался лай. Потом снова и снова. Не стихал. Тревожил. Напоминал.
— Что это?
— Несущественное, — отмахнулся он.
— Что-то случилось, — медленно произнесла она, прислушиваясь к чему-то внутри. — Я чувствую.
Он откинулся на спинку кресла резким, капризным движением. Отстучал по подлокотнику нетерпеливую дробь пальцами.
— Той женщине, что сидит у вас на диване, стало плохо. Вот и все.
— Но я… — Она вдруг растеряла слова, мысли путались. — Я должна что-то сделать.
— Скажите «да», и все изменится.
— А что с ней будет?
— Без понятия, — он беззаботно улыбнулся. — Но я знаю, что будет, если вы скажете «нет». Вы вызовете скорую и всю новогоднюю ночь проведете у постели этой незнакомой женщины. И не только эту ночь. Потому что, по непонятной мне причине, не сможете ее прогнать. Но вы же всего этого не хотите? Так?
— Не хочу, — она послушно мотнула головой.
— Настенька, — бархат обнял ее, стер сомнения, — я рад, что не ошибся в вас.
Она заглянула ему в глаза и словно прыгнула в пропасть.
— Я так безнадежна?
Он шевельнул бровью, весь как-то неуловимо меняясь, теряя юношескую поэтичность.
— Когда женщина начинает задавать вопросы, мир теряет устойчивость, — он встал и протянул ей ладонь. — Идемте, Анастасия Сергеевна.
Она, легко опершись на его руку, поднялась. Сад развеялся холодным туманом, небо потемнело, сгущаясь в звездную ночь. Бездна вдруг открылась у ее ног, отвесной скалой уходя вниз, к далекому рокочущему морю. Настя слабо вскрикнула, отшатнулась.
— Вы хотите меня убить?
— О, это так вульгарно, Анастасия Сергеевна, — укоризненно качнул головой он. — Мне просто нравится это место.
— Стас, верните меня домой. Пожалуйста.
— Вы уже дома, милая Настенька. Только один шаг — и вы там.
— Шутите? — Она посмотрела вниз, и у нее задрожали коленки.
— Отнюдь, — он опять изменился, но она все никак не могла постичь этой перемены. Только смотреть на него уже было до мурашек страшно.
— Но вы же можете меня…
— Могу, — он подставил лицо ветру и прикрыл глаза. — Но не хочу. К тому же так интереснее. Вы не находите?
— Нет.
— Тогда скажите «да», — он посмотрел на нее, не скрывая злой насмешки. — Все в ваших руках. Ну же, решайтесь.
— А приходите к нам как-нибудь пить чай! — крикнула она и шагнула вперед, ловя на его прекрасном лице такое обыкновенное человеческое изумление.
Пол ударил в ладони. Она неловко осела на коврик, стуча зубами от пережитого ужаса, ощупывая себя и не веря, что снова дома. И тут налетело гавкающее, рыжее, неуклюжее. Ткнулось мокрым в щеку, лизнуло в ухо и умчалось, клацая когтями по половицам. Снова залаяло, уже из комнаты.
— Бегу, — прошептала она. — Только найду телефон.
Андрей Кивинов. Фейерверк
— Ты куда?
— На службу, — торопливо завязывая шнурок, буркнул Максим Максимович, — в ларек.
— Рехнулся? — Стоявшая на пороге комнаты супруга потерла виски руками, выходя из полусонного состояния. — Пять утра.
— Рефлектор я не вырубил.
— Какой еще рефлектор?
— Электрический. Спираль открытая, не дай бог, бумага займется. Иди спи. Я быстро. Туда и обратно.
Максим Максимович выпрямился, накинул пуховик и проверил, на месте ли ключи от ларька.
— Тебе не приснилось? Точно не выключил?
— Точно. Хорошо, вспомнил. Ступай, говорю, спи.
— Делать тебе нечего, — недовольно проворчала жена, возвращаясь в спальню, — загорелось бы, уже бы подняли.
— Как же. Поднимут у нас.
До ларька минут десять ходьбы. Максим Максимович отправился не привычным маршрутом по улице, а дворами, рассчитывая немного срезать. Вообще-то, он не помнил точно, выключил вчера рефлектор или нет. Скорей всего, выключил. Он делал это автоматически, после того как однажды от открытой спирали полыхнула газета. Хорошо, сразу заметил и затушил пламя. Но теперь «синдром утюга» не давал покоя. Да и просто не спалось сегодня. Ворочался, ворочался, потом покурил на кухне, полюбовался на контуры седых ночных облаков и в конце концов решил прогуляться по декабрьскому морозу.