Что еще… Машина вроде хорошая, но не сказать чтобы уж очень, хоть и не по статусу, если честно. Там как вышло: его старый «опель» царапнули и немного помяли крыло — встречный «камазист» заснул, ну да хорошо, что обошлось царапиной. Приехал он в мастерскую прицениться, во сколько обойдется грунтовка и правка, а хозяин мастерской оказался фанатом этих «опелей»: как увидел — чуть за сердце не схватился, продай, говорит, редкость великая! Машинки эти, оказывается, ограниченной партией в свое время выпустили, потому и в дефиците они, какой-то там двигатель у них особенный. В общем, за своего ржавого, если честно, «рыжего» он получил почти нехоженую «вольвюху», да еще с новеньким зимним комплектом резины сверху.
Но машина — это же ерунда, это разве везение? Везение — это когда джекпот, а у него с лотереями как-то не складывалось. Вот разве что, когда в новую квартиру въехали (очередь на заводе дошла, ага, уже когда никто не верил и давно все позабыли, что была она, эта очередь, еще с позадавних времен), свезло немного. Поужались-то тогда сильно — все ж обставить надо да ремонт: известно, как у нас квартиры сдают, — пальцем в гипсокартон ткни, все и повываливается, а под подоконники лучше не заглядывай, труха там одна. Правда, их квартиру то ли образцовой держали, то ли что, но, тьфу-тьфу-тьфу, даже кран до сих пор не потек… Ну и вот, на стиральную машину у них отложенных грошей уже не хватило, хоть заужимайся. А где ж без стиралки пеленки-распашонки стирать? Но свезло: он чего-то копеечное прикупил в строительном магазине, но как раз хватило, чтобы в лотерее поучаствовать, — и, вуаля, стиралку выиграл; не «Бош», конечно, но такая навороченная, что до сих пор не во всех функциях разобрались.
Нет, ну по мелочи тоже, случается, везет: где-то чудом из-под колес увернется, где-то у бати тромб так пролетит, что даже врачи удивляются. А мама — та и вовсе будто не стареет.
А еще ему цыганки гадать отказываются. Те, конечно, кто настоящие гадалки. Говорят, ведет его кто-то. Или следит за ним. Он в ответ смеется: дескать, определитесь уже, «на поводке» я или «под колпаком».
Да нет, он и сам чувствует что-то такое в себе, только понять до конца не может… Как-то с мужиками сидели, он даже признался, что честно пытался вспомнить какой-нибудь знаменательный поступок из своей жизни, за который ему… воздается, что ли. И не вспомнил. Ну жертвует, конечно, что-то, посылает, помогает — но как все… Прошлым летом им на завод автобус интернатовский привезли, так они его бесплатно починили — детишкам же. Но это не считается…
Про ту поездку в больницу он, конечно, не помнит.
Вообще-то их тогда гороно поставило в план, ну а потом уж и сами увлеклись. Это называлось «шефство»: ездили с одноклассниками по детским садикам и больницам с концертами и спектаклями. Конечно, казенщины было много, речовок всяких. Но после речовок всегда был веселый спектакль: что-то они пели, переделывая слова из киномюзиклов, какие-то сценки ставили.
Ему тогда лет четырнадцать было, только-только голос перестал ломаться. И досталось ему петь на новогоднем утреннике в детской больнице «где среди пампасов бегают бизоны и над баобабами закаты, словно кровь». Он надел на нос прищепку — и получилось очень смешно, гундосо. Прищепка-то была почти незаметная, прозрачная: отец из Болгарии привез маме набор, десять штук на капроновой ленте. Капрон отец потом тоже приспособил, коньки к валенкам приматывал, а прищепки мама берегла — это ж такое богатство, такая редкость: у всех деревянные, серые от воды, а у них — красота! Вот одну прищепку он тогда у мамы и стащил — для спектакля.
Отыграли, насмешили ребятишек из кардиологии. А одна девочка, кроха совсем, не смеялась. Сидит и ни на что не реагирует, а вид у нее такой, будто заплачет.
Он и не выдержал, подошел к девочке, когда все закончилось, что-то рассказывать начал, присел перед ней, стал рожи корчить, потом по карманам своим давай шарить — что бы ей подарить. Отдал все, что было: горсть резинок-«авиационок», они ими на уроках пулялись, карандаш ТМ со сломанным грифелем, карамельку какую-то… А потом еще раз смешно изобразил тот гнусавый голос, с прищепкой на носу. Тут-то девочка рассмеялась и потянулась ручонкой к прищепке. Что делать — он и отдал. Поднялся, по затылку, по коротеньким волосам ей ладонью провел — колется «ежик»: их так в детдоме стригли — он же не знал, что она детдомовская. А еще, вспомнив, колпак бумажный с себя снял и тоже девочке отдал. Это у него в последней сценке такая роль была — Петрушка.
Ну и все, собственно, он про эту историю скоро забыл — через два дня Новый год был, ему тогда отец впервые шампанского налил, совсем ты у нас взрослый, говорит, — в общем, хватило новых впечатлений…