— Че ж ты такой пахорукий-то? — незлобиво хохотнул Петрович. — А ты, Серега, че не берешь? Давай-давай, наяривай, пока есть!
Сергей — еще один обитатель купе — понравился Ленке сразу. Интересный, немногословный — одним словом, вещь в себе. Тот самый ее любимый тип мужчин. А еще музыкант. Гитарист. О-о-о, музыканты — вечная Ленкина любовь. То взаимная, то не очень. Ленка иногда, делая вид, что спит, подглядывала за Сережей, наблюдала. Было в нем что-то особенное, от чего перехватывало дух. Невысокий, очень худенький, с невероятно острыми чертами лица и громадными глазами, кудрявые волосы до плеч. «Менестрель» — Ленка улыбалась своим мыслям, глядя, как Сережа тонкими пальцами мастерит из бумажных зеленых салфеток новогоднюю елочку. Ей было странно, что такой застенчивый, закрытый, как он, может выступать на сцене и быть лидером группы. Сережа тоже иногда бросал заинтересованные взгляды на Ленку, но в красноречии с Петровичем, забивающим эфир, тягаться не мог и не хотел. Поэтому, когда Ленка выходила в тамбур покурить, некурящий Сережа шел с ней. А надо сказать, что, несмотря на тошноту и дурное самочувствие, курила Ленка часто. Для нее это было неким показателем жизнеспособности организма: могу курить, значит, все еще не так хреново, как кажется.
В тамбуре они и узнавали друг друга. Сигарета была давно докурена, а они стояли и разговаривали, разговаривали… Тогда Сережа и рассказал, что приезжал в Москву на разведку, а сейчас возвращается в родной город, чтобы собрать вещи и снова уехать, уже навсегда. Что Сережа не только гитарист, а еще и композитор и аранжировщик. Что ему уже двадцать пять, и он хочет изменить свою жизнь и переписать начисто. Неторопливая тихая речь, музыкальные пальцы, выстукивающие какую-то одному ему известную мелодию на замерзшем оконном стекле, и улыбка, особенная какая-то. Ленке он нравился все больше. Чтобы скрыть волнение, она старалась подробно и весело отвечать на Сережины вопросы — про работу на телевидении, про учебу на журфаке, про планы на будущее, про город, в котором живет, про все на свете.
Когда они возвращались в купе, Петрович хитро подмигивал Диме и язвил:
— О, молодожены вернулись.
Ленка отшучивалась, а Сережа садился на свое место и, улыбаясь, отворачивался к окну.
Запах мандаринов заполонил все купе. Ленка взяла со столика кусочек кожуры.
— Ты че, девка? Вон мандаринов гора, а ты шкуру жуешь?! — искренне возмутился Петрович.
— Не хочу я мандарин, мне так легче…
— Во дает, — продолжал Петрович, — не баба, а безотходное производство! Ленк, у нас еще картоха есть. Там очистки тож дюже вкусные.
Ленка улыбнулась и снова легла на полку.
Ночью и Петрович, и Дима сошли, кажется, на одной станции, оставив на столике рядом с бумажной елочкой несколько так и не съеденных мандаринов. Верхние места больше никто не занял. И то верно: до Нового года меньше суток, кто хотел, тот добрался, а в дороге встречать — удовольствие сомнительное. Общительная и компанейская Ленка, оставшись наедине с Сережей, неожиданно стала застенчивой и робкой. А он наоборот — разговорился, разулыбался. Оказалось, что Сережа хороший рассказчик, не хуже Петровича. Только байки травил не деревенские, а околомузыкальные.
— У нас в группе — два парня, их вместе никуда нельзя отпускать. Напиваются так, что потом ни черта не помнят. Дома почти не пьют, но уж если куда-то поехали… Мы с ними в Питере были год назад, как раз в новогодние. Пили они по-черному. Накануне отъезда Мишка с Лехой снова в ресторан пошли, а я в гостинице остался. Когда пришли, даже не помню. Под утро, наверное. Просыпаюсь и вижу: Мишка спит еще, а Леха у окошка стоит в одних трусах, мерно раскачивается, держится за голову и повторяет: «Ой… мама… Ой… мама…» Так минут пять, потом отворачивается от окна с мертвенно-бледным лицом, падает на постель и отключается еще на несколько часов. Я, когда он в себя пришел, спрашиваю, что случилось-то. Оказывается, это чудо проснулось, попило водички и выглянуло в окно. А окно выходило на огромную площадь. И видит Леха, как по этой самой площади ходят бабы в сарафанах, цыгане с медведями, мужики с гармошками и еще тьма ряженых. Мозг не включается, поскольку пациент все еще, скорее, мертв. В общем, видит он все это, и единственная мысль крутится в воспаленном и затуманенном сознании: «Допился до горячки…» А знаешь, что на самом деле было? Гуляния новогодние. Но Леха вот уже год не пьет.
Ленка слушала и улыбалась. На самом деле ей было все равно, что и как рассказывал Сережа. Она все никак не могла понять, понравилась ли она ему и что он вообще о ней думает, если думает, конечно. Всего лишь случай. Просто попутчики. А, как известно, случайному человеку можно многое рассказать, многим поделиться. Хотя бы потому, что ты уже никогда больше не встретишься с тем, с кем тебя на пару суток свела судьба с лицом уставшего билетного кассира.
— Ты в Москве часто бываешь?
Сережин вопрос выдернул Ленку из ее раздумий.
— По-разному…
— А в следующий раз когда собираешься?