Рассказы художника-гравера

Самая трудная вещь была "Моцарт и Сальери". Вопрос был в Сальери — ведь он возвышает как бы свое преступление. И неужели есть ему какое-то оправдание? Все-таки он убийца. Я так и трактовал его. В последней иллюстрации он плачет. Но он плачет из-за того, что он совершил убийство, — по его мнению, исполнил долг. Поэтому в первой большой иллюстрации я делаю его немножко ханжой: вспомнить великого художника Рафаэля и великого поэта Данте Алигьери, слушая игру этого нищего старика скрипача, мог только человек, совершенно лишенный юмора, не то что Моцарт.

В "Каменном госте" иллюстрации цветнее, так как вещь этого требовала. Там я сделал заставку: у кладбищенских стен Дон Гуан видит Донну Анну. Тут можно сказать о некоторых принципах композиции — подобии фигур друг другу. Например, Лепорелло подобен монаху своим положением. Дон Гуан подобен Донне Анне, и эти фигуры связываются одна с другой.

Ужин у Лауры я компоновал так: первый план — фигуры сидящие — я сделал темным, второй план — светлый. Таким образом добился того, что первый план зрителем как бы пропускается и внимание направляется на фигуры второго плана. И очень приятно и интересно делать так, чтобы светлое получилось как бы подложенным под темное. Между прочим, во всякой композиции интересно создавать многоплановость во времени и в пространстве.

Так, в сцене дуэли я сохранил ту же комнату, только немножко изменил точку зрения. Причем неубранный ужин как бы изображал то, что происходило до прихода Дон Гуана. Сама дуэль — это настоящее. Тень руки на стене усиливает значительность жеста, и ею все кончается. Получается, что на этой иллюстрации изображено событие, в котором есть элементы и прошлого и настоящего.

Время входит в композицию, и композиция становится сложной, многоплановой.

Сцена на кладбище мне была интересна тем, что я изобразил параллельно действующим лицам еще надгробные памятники. Так, сделал статую плакальщицы, которая отчасти повторяет движение Донны Анны.

Эта статуя плакальщицы — как бы то, что было еще недавно, то есть Донна Анна еще плачущая, а сама Донна Анна уже не плачет. Это справа. А слева изображен ангел, который стоит параллельно Дон Гуану. Лицемерный ангел. Так я и тут стараюсь передать время. Фигура Донны Анны как бы двигается: переданы ее прежнее положение — и теперешнее состояние.

В последней иллюстрации я пытался передать искренность Дон Гуана.

И наконец о "Пире во время чумы". Сцену пира обычно изображают как пиршество "золотой молодежи".

Я изобразил мещан. Они по-разному переживают чуму. Председатель вдохновлен моментом. Тут есть молодой человек, одобряющий Председателя; и человек, чутко воспринимающий окружающее; и человек, занятый снедью.

Должен сказать, что в композиции, в рисунке есть некоторое подобие рифм: фигуры по своему положению либо симметричны, либо параллельны, либо перпендикулярны и этим подобны друг другу. И, когда обращаешь внимание на одну фигуру, то невольно видишь другую. Получается как бы рифма. Так объединяется вся группа.

Я почти не говорил о портретах в линейках. Но для меня очень важно было изобразить Дон Гуана, и Лауру, и Донну Анну. Только в "Моцарте" я не решился на портретные головы, а поместил веточки лавра на траурном фоне.

А в "Пире во время чумы" я, кроме действующих лиц, изобразил Смерть. Она должна была дать подоплеку этого пиршества.

Концовка к "Пиру во время чумы", которая, кажется, мне удалась, изображает лопату, факелы и розы. Факелы — это санитария того времени.

Факелы с их пламенем и лопата — сложные, очень вырезные формы: они своей вырезанностью, как профили, хорошо цепляются за плоскость листа и хорошо на плоскость листа укладываются. А розы обращены к нам лицом, в фас, и поэтому объемны и создают глубину. Вот соединить положенные на плоскость профильные формы с глубиной, которую дают розы, было основной тенденцией всей композиции, и на этом вся концовка держится.

И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

*
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит…

Так я делал эту книгу.

Перечень иллюстраций

Пушкин-лицеист. Рисунок карандашом, 1934; стр. 6.

"Октябрь. 1917". Гравюра на дереве, 1928; стр. 8–9.

Две разные шахматные фигуры. Дерево, 1947; стр. 10.

Иллюстрация к книге Н. Кончаловской "Наша древняя столица". Рисунок пером, 1949; стр. 14.

Из серии "Самарканд" — "На базар". Гравюра на линолеуме, 1943; стр. 16.

Эскиз костюма сэра Тоби Белч к постановке комедии В. Шекспира "Двенадцатая ночь". Акварель, 1933; стр. 21.

Роспись фасада Дома моделей. Сграфитто, 1933; стр. 22.

"1903 год". Мозаика, 1937; стр. 24–25.