Рассказы [компиляция]

— Понятно, — ответил старик, — начнутся поучения. Сам я не большой охотник читать нотации с утра до ночи, но родственники это любят. К тому же первый правнук. Не бойся, я им не скажу и очень удивлюсь, когда они мне скажут.

— Ты славный, — отозвалась она с благодарностью. — Спасибо тебе. Это ничего, что ты знаешь.

Он положил ей руку на плечо. Минуту они стояли молча. Неожиданно она вздрогнула.

— Скажи, папа Хэнкок, — внезапно спросила она приглушенным голосом, не глядя на него, — это очень страшно?

— Нет, детка, это не так уж страшно.

Она ничего не сказала, но он почувствовал, что она успокоилась.

— Значит, это случится в ноябре, — произнес он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Что ж, неплохое время, Дженни. Взять хотя бы нашу старую кошку Марселлу — второй раз в году котята у нее бывают как раз в октябре-ноябре. И неплохие котята.

— Какой же ты циник, папа Хэнкок!

Она назвала его циником, но по ее тону он понял, что она не сердится; и снова, когда они шли к дому, он смотрел, как легко она ступает, и чувствовал дыхание юности.

В середине лета, когда зеленые поля пожелтели и порыжели, Уила Хэнкока навестил его старый друг Джон Стерджис.

Он приехал с сыном и внучкой, а еще привез двух более сомнительных родственниц — молодое поколение без разбора величало их «кузиной» и «тетей», — и на время большая веранда дома Хэнкока наполнилась суматохой семейного торжества. Все были больше обычного возбуждены, все были больше обычного разговорчивы, и хотя съехались они не на свадьбу и не на похороны, событие это было не менее важным; и в сердце каждого Хэнкока и каждого Стерджиса зрела крупица особой благодарности и гордости — ведь они стали свидетелями встречи двух таких ветхих старцев.

Родственники, завладев стариками, наперебой ими хвастались. А старики сидели тихо, сложив на коленях желтоватые руки. Они знали, что ими владеют, но от этого наслаждались и гордились ничуть не меньше остальных. Вот они здесь сидят, и это прекрасно. Молодые, конечно, не понимают, как это прекрасно.

Наконец Уил Хэнкок поднялся.

— Спустимся в погреб, Джон, — сказал он мрачно. — Хочу тебе кое-что показать.

Таким вот хитрым ходом с незапамятных времен начиналась старая игра. Ответ тоже был знакомый.

— Как же так, папа, через минуту Мария принесет лимонад, к тому же я попросила ее испечь кексы с орехом! — воскликнула старшая дочь Уила Хэнкока.

— Лимонад! — фыркнул Уил Хэнкок. Потом прибавил нежно: — Бог с тобой, Мэри, у меня для Джона Стерджиса припасено кое-что другое — лекарство от всех его хворей.

Спускаясь в погреб, он улыбался себе в усы. Они, там, на веранде, все еще возмущаются. Бубнят, что в погребах сырость, а старики, мол, такие слабые, что сидр прокис и что в их возрасте можно, казалось бы, поумнеть. Но они протестовали не всерьез. И если бы ритуальный визит в погреб не состоялся, всех постигло бы разочарование. Тогда ведь — как ни крути — их старики уже не были бы такими замечательными.

Они прошли через молочный погреб, где стояли огромные железные кастрюли с молоком, и оказались в винном. Там было прохладно, но воздух был свежий, не пахло ни сыростью, ни плесенью. У стены стояли три бочки, на полу лежал круг желтого света. Уил Хэнкок взял с полки оловянную кружку и молча откупорил дальнюю бочку. В кружку потекла жидкость. Это был старый, желтый как солома сидр, и когда Уил поднял кружку и вдохнул, в него вошла душа побитых яблок.

— Садись, Джон, — сказал Уил Хэнкок и передал ему полную кружку.

Друг поблагодарил его и опустился в единственное стоявшее там потертое кресло. Уил Хэнкок наполнил вторую кружку и сел на среднюю бочку.

— За преступление, Джон!

Это была испытанная временем фраза.

— Будь здоров! — с жаром произнес Джон Стерджис и отхлебнул. — М-м-м… с каждым годом все вкуснее, Уил.

— Неудивительно, Джон. Он ведь стареет вместе с нами. Несколько минут оба сидели молча, с видом знатоков посасывая из кружек, глядя друг другу в выцветшие глаза, вбирая друг друга глазами. Теперь каждая такая встреча стала для обоих настоящим торжеством, старики с нетерпением ее ждали и потом еще долго перебирали в памяти, но они дружили уже столько лет, что могли обходиться почти без слов. Наконец, когда кружки наполнились вновь, Джон Стерджис сказал:

— Я слышал, Уил, у вас в семействе намечается прибавление. Что ж, это замечательно.

— Тоже об этом слышал, — отозвался Уил Хэнкок. — Она славная, Дженни.

— Да, славная, — безразлично произнес Джон Стерджис. — Ну вот, привезу Молли новость. Ей будет любопытно. Она-то надеялась, что вас опередят молодой Джек с женой. Но пока никаких признаков.

Он покачал головой, и по его лицу прошла тень.

— Я не думал, что ты придаешь этому такое значение, хотя новость, конечно, интересная, — сказал Уил Хэнкок, пытаясь утешить друга.

— В газете напишут, — с оттенком горечи прибавил Джон Стерджис. Четыре поколения. Хоть и не прямой, так сказать, правнук. Уж я-то их знаю.

Он сделал глоток побольше.

— Ну и нагорит же мне дома, — признался он. — Молли решит, что я спятил. А зачем жить, если только и делаешь, что раздражаешься?