В 1963 году в Париже вышла книга «Сон юности» — записки дочери Николая I, Ольги Николаевны, королевы вюртембергской, написанные ею на склоне лет, по-французски. Изданы эти записки впервые на немецком языке, в 1955 году. Теперь они появились во Франции в русском переводе М. Б. Беннинггаузен-Будберг.
Нет сомнений, что в основу их положены дневники, ибо они строятся по дневниковым датам, месяц за месяцем, год за годом. Известно, что другие дети Николая I — Александр II, Мария, Александра (Адини) — вели дневники, и только наличие дневников у Ольги Николаевны может объяснить, каким образом она могла полвека спустя описывать не только туалеты, но и блюда — меню завтраков и обедов, которые подавались царской семье в России и за границей. Вообще записки ее строго фактичны, пусть самые факты часто оказываются малозначительными.
Рассказывая о событиях 1837 года, Ольга Николаевна кратко излагает историю гибели Пушкина. Оставим сентиментально-восторженный тон этих записей, благостно-умиленное описание взаимоотношений императора и поэта («Папа, который видел в Пушкине олицетворение славы и величия России…», «Он (Пушкин) благословлял папа…», «Папа был совершенно убит…», «Мама плакала…»). Остановимся на неизвестном до сих пор факте.
После того как по городу, пишет дочь Николая, «уже циркулировали анонимные письма, в которых обвиняли красавицу Пушкину, жену поэта, в том, что она позволяет Дантесу ухаживать за собой» и «горячая кровь Пушкина закипела», «папа… поручил Бенкендорфу разоблачить автора анонимных писем, а Дантесу было приказано жениться на младшей сестре Натали Пушкиной, довольно заурядной особе».
Извиним автору маленькую неточность (Екатерина Гончарова была старшей, а не младшей сестрой). Оценим это важнейшее, доселе неизвестное нам сообщение: Николай I приказал Дантесу жениться на свояченице Пушкина.
Могло ли быть это?
В 1963 году (уже после выхода в свет парижского издания записок) М. И. Яшин в статье, напечатанной в журнале «Звезда» (№ 8), уверенно предположил, что исход ноябрьского конфликта между Пушкиным и Дантесом был предрешен вмешательством в это дело царя. Если книга «Сон юности» осталась М. И. Яшину неизвестной (он не упоминает о ней), то никаких положительных оснований для подобного утверждения не было. И, естественно, гипотеза эта вызвала известное недоверие. Теперь вопрос можно считать решенным. Сочинить эту версию, выдумать, что приказание Дантесу жениться исходило от императора, Ольга Николаевна не могла. Тем более, что, как уже сказано, записки ее отличаются большой фактической точностью. Несомненно, что разговоры об этом были отражены в ее дневнике. Кстати, в тех же записках она приводит другой пример подобного рода вмешательства царской семьи в брачные дела своих подданных. Восхищаясь красотой Авроры Карловны Стьерньевард (Шернваль, той самой, имя которой не раз вспоминают в своей переписке Карамзины), Ольга Николаевна пишет: «Поль Демидов, богатый, но несимпатичный человек, хотел на ней жениться. Два раза она отказала ему, но это не смущало его, и он продолжал добиваться ее руки. Только после того, как мама поговорила с ней, она сдалась… Во втором браке она была замужем за Андреем Карамзиным, на этот раз по любви».
Влиять на личные дела, решать судьбы своих приближенных, венчать их, не считаясь с их собственными желаниями, было в обычае и у Николая I, и у супруги его. И мы понимаем теперь, что Николай приказал Дантесу жениться, дабы избегнуть скандала, которым угрожал Пушкин Дантесу и Геккерену с того самого дня, когда пришел к заключению, что анонимные письма исходят из голландского посольства на Невском. При этом следует помнить, что в лице Екатерины Гончаровой была посрамлена честь фрейлины императорского двора. И коль скоро повод к скандалу в обоих случаях подал Дантес, этот двойной скандал надо было замять самым решительным образом.
То, что мы узнаем теперь из записок «Сон юности», меняет представление о ноябрьском конфликте 1836 года. Мы знаем, что, получив от Пушкина вызов, Дантес соглашался жениться на Екатерине Николаевне Гончаровой при том лишь условии, что Пушкин не станет приписывать его сватовство «соображениям, недостойным благородного человека». И Пушкин дал ему требуемое заверение, прибавив на словах, переданных через секунданта, что он «признал и готов признать, что г. Дантес действовал, как честный человек».