Рассказы (ЛП)

Тело Тони, как и пистолет я оставил в развалинах стройплощадки. Я посмотрел достаточно фильмов, чтобы догадаться стереть рубашкой отпечатки пальцев с оружия; сделав это, я пошёл домой.

Дома никого не было, родители ушли, и я заглянул в холодильник, пытаясь найти что-нибудь попить. Пить хотелось больше, чем когда-либо в жизни, но все, что я отыскал — это почти пустой пакет испорченного молока. Попив воды из-под крана, я прошёл в спальню, закрыл дверь, запер её и достал сто долларов. Я разглядывал банкноту и размышлял, сколько же времени понадобится, чтобы кто-нибудь нашёл тело Тони. Я должен был чувствовать себя плохо, должен был чувствовать печаль, должен был чувствовать что-нибудь, но нет.

Единственное, что я чувствовал — это желание крутануть колесо ещё раз.

Я убрал купюру и прошёл два пролёта от нашего этажа до квартиры вдовы.

Колесо было перекрашено, а слова изменились. Войдя в квартиру, я наклонил голову, пытаясь разглядеть где оно остановилось в прошлый раз, но вдова преградила мне путь. Она схватила меня за руку, потащила вперёд и подвела к колесу.

— Вращай, — сказала она.

Я так и сделал, слушая щёлкающие звуки гвоздей, ожидая, где остановится указатель.

вдарь вдове

Я обернулся. Она стояла позади меня, беззубо улыбаясь и кивая. В руке у неё был топорик.

вдарь вдове

Я попятился, качая головой и выставив руки ладонями вперёд, словно отгоняя старуху.

— Нет, — сказал я. — Нет…

Она кивнула:

— Да.

Внезапно раздался стук в дверь. Кто-то ещё пришёл крутить колесо. Вдова по привычке пошла впустить гостя. Может быть, мне удастся сбежать, подумал я. Может быть…

В дверь вошёл отец.

Его взгляд устремился на колесо, и я узнал это выражение лица. Желание. Потребность. Мне хотелось обнять отца, прижаться к нему, как в три года. Хотелось рассказать ему, что случилось, что я натворил, чтобы отец всё исправил, вытащил меня из всего этого, или сказал, что всё в порядке. Но я просто стоял, не говоря ни слова.

Наконец он перевёл взгляд на меня, хоть и не сразу понял, кто я такой. Потом отец посмотрел на колесо, на вдову и впервые заметил топор в её руке. Он наклонил голову, читая вслух слова, на которых остановился мой указатель. «вдарь вдове».

Он знал, что это значит, и, должно быть, увидел боль в моих глазах.

— Я сделаю это, — сказал отец.

И сделал.

Отец взял у вдовы топор, отвёл её в другую комнату, и я услышал, как она вскрикнула. Один раз. После было слышно лишь кряхтение отца и тошнотворный хлюпающий звук топора, разрубающего тело старой леди. Я оставался на месте, а через некоторое время вышел отец: его лицо и одежда были покрыты кровью. Отец выглядел ошеломлённым, сбитым с толку, но, когда он посмотрел на колесо, его взгляд сосредоточился.

Я на мгновение задумался, а затем, направляя, подтолкнул отца вперёд. В его глазах была печаль, печаль и желание.

Я шагнул назад и сказал:

— Вращай.

Ⓒ The Wheel by Bentley Little, 2010

Ⓒ Руслан Насрутдинов, перевод, 2020

Выращивание

Я посадил ее трусики при свете луны. Я полил их мочой.

Это желание охватило меня внезапно, но откуда оно пришло, или как я узнал, что делать, я сказать не могу. Эта симпатичная мамочка была моей соседкой и как-то раз, когда она ушла забирать своего младшего из садика, я перелез через наш общий забор на задний двор её дома. Там была развешена выстиранная одежда семейства — детская по большей части, но позади ряда маленьких джинсов сушилось её белье, которое я тщательно осмотрел, прежде чем взять розовые плавки-бикини. Я аккуратно сложил их промежностью вверх, затем положил в карман и перелез через забор обратно.

Когда она вернулась, я чинил разбрызгиватель перед домом и помахал ей, когда она с мальчиком пошли домой обедать.

Той ночью я пошел в лес, вырыл яму у подножья старого дуба и посадил трусики.

Это был засушливый год, и с гор спустились медведи. Одного возле Альтависты видел Майк Хеффернон; другого, сидевшего в центре Арбор Серкл и отказывавшегося уходить, пришлось забрать полиции. Горожан предупредили о том, что нужно держаться подальше от нежилых районов, а Лесная служба не только запретила разводить костры в кемпингах, но и закрыла их совсем, как и туристические тропы.

И всё же, каждую лунную ночь я шел в лес и писал на место, где посадил трусики, желая увидеть, что же вырастет.

Её звали Анна. Анна Хоуэлл. И несмотря на то, что она была как минимум на десять лет старше меня (ей было под сорок), и была матерью троих детей, Анна всё равно оставалась самой красивой женщиной, что я видел. При этом, я был беспристрастным ценителем. Я не желал её, не пытался соблазнить, не фантазировал об интрижке с ней, не представлял себе её лицо или тело, когда мастурбировал ночью.

Но всё-таки, меня сподвигло украсть её трусики и посадить их, и смутное, почти сексуальное побуждение поливать их при свете луны, было всегда со мной.

Иногда, мастурбируя, я думал об её скомканных трусиках, лежащих в холодной сырой земле и гниющих.

И это заставляло меня кончать намного быстрее.