Рассказы народного следователя

– Умнеющий старикан! Видать, скоро на свободу его.

– А в самом деле, зачем этой песочнице конвой?

– Как зачем? Первое, чтобы чувствовал: еще не все прощено. Второе, чтобы какой гад к нему не пролез… Их ведь много… А я страсть люблю, когда люди от нас – и на волю! И вам, Козлов, того же желаю…

– Редко?

– Что – редко? А-а-а!.. – Краюхин вздохнул. – По правде сказать, не часто… Однако, бывает… Эх, жисть-жистянка!

– Который час?

– За полночь. Ну, ночуйте, Козлов. Скоро ужин принесут. Если на двор понадобится, стукните. Выводной – в коридоре безотлучно.

Дверь стукнула, загремел замок.

Поужинав, Галаган стал ходить по камере взад и вперед.

Ошибка совершена, и что толку в самобичевании: «Ах, почему не пошел пешком? Почему не трахнул из браунинга Селянина – лишнего и опасного свидетеля?» Почему, почему? Так вышло, так случилось – теперь не поправить… Надо думать о будущем. Итак, начнем рассуждать. Из попыток нащупать линию поведения на допросах путем наблюдений за самими чекистами ничего не вышло. Ничего не вышло и из собеседования со стариком. Вот скотина старая… Если удастся выбраться – обязательно предложить подпольной «боевке» ликвидировать… Субъект в бекеше сказал дежкому: «Зачислить за Константиновым». При сей фамилии люстриновый пиджак и дежком переглянулись… Что это за фигура – Константинов? У них есть общие следователи и специализированные уполномоченные.

Загадка номер один… Хорошо бы, следователь. И попроще…

Что в этом аресте: просто случайность или им удалось что-то разнюхать? За случайность – веские аргументы: арест не связан с подпольной деятельностью; огромная семимесячная работа по подготовке восстания в доброй сотне деревень и сел… и – нигде, никогда, ничего, никакого подозрительного, настораживающего симптома.

Галаган назвал мысленно просто случайность вариантом «Козлов». А если вариант «Галаган»? Аргументы? Извольте: топорик этого старого пса Чупахина в ходке, неловкое вранье на заставе и, главное, – Афонька Селянин… А вдруг Афонька на допросе расколется?.. Тогда – все пропало и неизбежен вариант «Галаган». Тогда – конец…

…Днем его отвели наверх. Константинов неожиданно оказался «люстриновым» чекистом. Он сидел за столом. У чекиста было очень худое лицо. На лоб свисала прядь волос. Руки тоже худые, с длинными пальцами и нервные… «Лет тридцать пять, интеллигент», – констатировал Галаган.

– Присаживайтесь, – пригласил Константинов, даже не взглянув на арестованного. – Сейчас я закончу, и будем знакомиться.

В топе, несмотря на нотки фамильярности, сквозило нескрываемое неудовольствие. Галаган почувствовал себя бодрее: таким тоном люди следственной профессии говорят, когда подследственный не представляет интереса, так – ординарный случай. Иначе – показное радушие, любезность.

Галаган прочно уселся на стул, заложил ногу за ногу.

– Скажите, что все это значит? И кстати, где мой кучер?

Чекист отложил перо, прикрыл папку.

– Должен вас огорчить: Селянин убит. Очень жаль, конечно. Он нам всем понравился – простак. Но не удалось даже предварительно поговорить: повели на допрос, а он, чудак человек, бросился на конвойного и пытался отнять оружие. Ну и… так и не поговорили. Курить будете? Вот махорка, газета, зажигалка, а здесь – легкий табачишко. Я смешиваю: получается неплохо.

Галаган еле сдержал в себе радость, бурно выпиравшую наружу. Селянин убит! А раз так – начнем с варианта «Козлов».

– Черт знает что такое! Хватают людей по дорогам, убивают! Буду жаловаться и требую немедленного освобождения!

Константинов слушал спокойно, чуть скривив кончик рта в улыбку, с какой смотрят на несмышленого ребенка.

– Будет вам, Александр Степанович! Я еще больше вашего недоволен этим арестом. Просто возмущен был! Понимаете, всю разработку сорвал мне этот матрос-оперком на Кривощековской заставе… Пришлось весь остаток дня и вечер убить на другие преждевременные и недоспевшие аресты. Угораздило же вас так нелепо влопаться!

По спине у Галагана поползли противные мурашки, ноги одеревенели, приросли к полу, стали пудовыми.

А Константинов говорил, говорил и так говорил, будто хорошему другу жаловался на судьбу.

– Поймите меня, Галаган: больше полугода я вас охранял, ограждал от всяких случайностей, связанных с поручениями вашего центра, заботился, точно о родном брате, рассчитывал дать вам еще полгодика попутешествовать… И, вдруг – хлоп! Все насмарку! Позвольте табачок, я сам вам сверну – вы просыпаете… При вашей ненависти к советской власти и при таком образе жизни – арест все равно должен был произойти, но только не сейчас, не теперь. Сейчас – ох, как некстати!

Константинов свернул цигарку и, не заклеивая, подал. Щелкнул зажигалкой и терпеливо ждал, пока арестованный закурит.