Рассказы ночной стражи

Перед тем, как погаснуть, факел вспыхнул ярче. Тени метнулись по стенам, одна быстрее других. С колен, ничем не выказав своего намерения, Камбун прыгнул в угол к сёгуну. Впору было поверить, что невидимая рука вырвала меч из пола, как из ножен, готова разить. Три тела слились в одно, я с трудом различал, где кто. От сильного толчка госпожа Такако ударилась затылком о стену. Стук прозвучал неожиданно громко, будто храм нарочно усилил его, только его, заглушив хриплое дыхание инспектора и брань Рикарду-доно.

Вряд ли удар этот причинил госпоже Такако большой вред. Но испуг придал благородной даме сил. Кошкой она прянула в сторону, вскочила, бросилась к дверям. Вцепилась в запорный брус, пытаясь поднять его, вырвать из крюков.

— Выпустите меня! Я всё сделала, спешите ко мне!

Лязгали крюки. Плясал, содрогался брус. Он был слишком тяжёл для слабых женских рук. Рыдая, госпожа Такако продолжала его дёргать, срывая ногти, обдирая нежную кожу с ладоней. Разум понимал: «Не смогу!» Сердце не желало признать это.

— Вы не посмеете!

Она обернулась через плечо. Лицо дамы белым пятном висело в воздухе, словно жена сёгуна обернулась мстительным призраком. Брови, нарисованные на лбу, превратились в два устрашающих глаза.

— Не посмеете, нет! Я вдова сёгуна! Прочь!

И снова в дверь, пронзая доски взглядом:

— Выпустите меня! Я всё сделала…

Стыдно признаться, но я окаменел. Мышцы не слушались, тело налилось тяжестью, способной остановить повозку, запряжённую двумя быками. Факел погас, упала тьма. Я слышал, как чиркает кресалом господин Сэки, пытаясь добыть огонь, поджечь трут, а следом и какую-нибудь тряпку. Сыпались искры, но зрению они помогали слабо.

Ещё одна тень. Камбун?

Стон. Хруст.

Факел вспыхнул вновь. Не знаю, что затолкал старший дознаватель в факельную корзинку, но света хватило, чтобы увидеть Кицунэ-дзару. У ног слуги инспектора лежала госпожа Такако. Голова дамы была вывернута набок — так, что у меня не осталось сомнений: жена сёгуна мертва.

Обезьяна убила её.

— Прошу прощения, — слуга поклонился инспектору, как если бы совершил незначительный проступок. — Мне приказали, господин. Я не мог ослушаться.

3. «Боюсь, я уже не в счёт»

— Что же ты сразу не сказал?

— О чём, господин?

— Что ты слуга инспектора?

— Вы бы не поверили, господин. Никто не верит.

— Зачем же ты прятался? Почему побежал?

— Кто останется на месте, если на него справляют нужду?

— Ты выполняешь поручение своего господина?

Обезьяна не ответила.

— Кто? — хрип инспектора был страшен. — Кто тебе приказал?!

Кицунэ-дзару молчал.

— Министр Фудзивара, — вместо него ответил я.

Инспектор сжал огромные кулаки. Поднял над головой:

— С чего вы взяли?

— Долгая история. Приказ отдал Фудзивара, не сомневайтесь.

Я не стал объяснять. Иначе пришлось бы рассказывать о том, как мой отец задержал обезьяну в ночном переулке, как слуга пытался сбежать, не желая, чтобы о его поздних прогулках узнал его собственный господин.

— Вдова сёгуна, — вместо этого я повторил слова госпожи Такако. — Она сказала: «Я вдова сёгуна!» Вашему слуге велели убрать эту несчастную, если она решится исполнить другой приказ министра. Думаю, его светлость уже мёртв.

— Жив, — возразил из угла Камбун. — Всего лишь обморок.

— Великий господин жив?!

— Она хотела перерезать ему горло. К счастью господина, эта женщина медлительна. Я успел подставить руку. Нож рассёк мне предплечье, кровотечение незначительное. Нам повезло, она не стала бить дальше. Решила, что от лезвия пострадал её муж…

«Я вдова сёгуна!»

Я уже всё понял, когда Камбун задумчиво произнёс:

— У меня кружится голова. Мне трудно дышать.

И мигом позже:

— Нож был отравлен. Не думаю, что мне долго осталось. Шесть человек, инспектор.

— Что? — прохрипел Куросава.

— У вас будет шесть человек, если дело дойдёт до драки. Боюсь, я уже не в счёт.

Инспектор встал.

Кицунэ-дзару без труда выдернул бы брус из крюков, но обезьяна не предприняла попытки сбежать. Слуга смотрел в пол, не двигаясь с места. Он признавал за господином право судить и вынести приговор.

— Мне велели убить сёгуна, — голос Кицунэ-дзару был твёрд. — Я отказался. Сёгун выше министра, я мог не исполнить приказ. Тогда мне велели убить госпожу. «Если она сделает то, что сделает…» Я знал, о чём речь. Я не мог отказаться: убийца сёгуна заслуживает смерти. Мне запретили говорить вам об этом. Я подчинился: первый министр выше вас, господин. Я всё сделал правильно, сейчас ваша очередь.

Если это была оплеуха, ей можно было сломать дерево. Раньше я слышал о харитэ, пощёчинах, какие дают сопернику борцы сумо. Гром и молния! Я даже видел эти пощёчины на открытом помосте, установленном на центральной площади в Акаяме. Но я и представить не мог, что это значит на самом деле, когда гиганта ничто не сдерживает.