— Земля страшной была! На ней могла расти только шура́-колючка. Даже опытные дехкане качали головами: «Бедна земля. Не помогут тут никакие колхозы». Но земля постепенно сдавалась. Вначале с нее собирали скудный урожай, по пять — семь центнеров с гектара. Потом все больше и больше… — Председатель улыбнулся. — Выходит, всякая земля — добрая и щедрая. Только ласку и заботу любит. Сейчас рассчитываем с гектара взять по сорок, а то и больше центнеров хлопка.
Плотно стоят кусты. Набирают силу коробочки. Осенью раскроются они и подарят людям белые пушистые комочки. Прикоснутся к ним пальцы, и комочек полетит в фартук. В комочке несколько граммов! Еще, еще…
Конечно, лучше и быстрее работает машина. Кажется, «голубой корабль» плывет над пенистым морем. Пушистые комочки стремительно влетают в бункер. За тонкой решеткой видно, как все больше становится хлопка.
Еще недавно о таких машинах только мечтали. Некоторые «рассудительные» люди высказывали ученым свои опасения.
— Разве можно, например, собирать клубнику какой-нибудь машиной? Помнет же! Хлопок тоже нежный…
Действительно, смотришь, как машина наезжает на кустики, жалко становится. Но машина проехала, и кустики как ни в чем не бывало стоят на своих местах. На веточках осталось только несколько полураскрытых коробочек. Машина их не тронула сейчас. Потом, когда они дозреют, пройдется «голубой корабль» второй, а то и третий раз.
Могут, конечно, остаться оброненные коробочки. Но их не втопчут в землю ни ноги, ни колеса. Вслед за «голубым кораблем» пустят другую специальную машину, которую просто называют «подборщик».
Для хлопкоуборочных агрегатов удобны широкие, просторные поля. И прежде чем пройдут «голубые корабли», над этими полями пронесутся самолеты, опрыскивая хлопок. От специальной жидкости свернутся и упадут листья. Теперь в бункер машины с оголенных кустиков пойдет только чистый хлопок.
Потом поднимутся горы «белого золота» — хирманы. Отсюда их увезут на приемные пункты.
Поэты часто пишут о красоте золотой осени.
Наверное, эти слова придуманы в тех краях, где осенью горят багрянцем безбрежные леса. В Узбекистане нет таких лесов. Но здесь наступает удивительная пора — пора «белого золота». От Кураминских гор до Устю́рта вырастают огромные хирманы. Ради них люди создали Ташкентское, Каттакурга́нское, Кайра́к-Ку́мское, Киркида́нское, Кампиррова́тское и другие моря. Ради них обуздали бурные реки и напоили жаждущие степи. Ради них хлопкоробы проводят на полях и суровую зиму, и знойное лето.
Осенью в арыках журчит прозрачная ледяная вода, по ночам от желанной прохлады на бахчах трескаются дыни, в воздухе стоит аромат ферганских садов, на плоских крышах издали чернеют разложенные на сушку кишмиш и инжир. Все это не радовало бы глаз дехканина, если бы рядом с полями не высились гигантские белые хирманы. Хлопководство для него древнее, священное ремесло, завещанное далекими предками. Но по-настоящему все началось с исторического декрета, подписанного Владимиром Ильичем Лениным, об орошении узбекских степей. Великий вождь подписал его в тяжелом 1918 году.
Страна была в огненном кольце войск Антанты. Но и в эти трудные дни Ильич думал о нуждах узбекского народа, о хлопкоробах.
Прошли годы, не стало маленьких оазисов в песчаных оправах. Люди создали новые, зеленые долины. Мирзачу́льские, Карши́нские, Каракалпа́кские степи, а также степи Центральной Ферганы теперь тоже ничем не уступают древним долинам Зеравша́на, Хоре́зма, Ферганы.
Усман смотрел на бескрайние поля хлопчатника и вдруг вспомнил, как на пионерском сборе читали стихи Владимира Маяковского:
— Про хлопок у русского поэта Маяковского есть стихи, — сказал Усман, когда в беседе старших наступила пауза.
— Давай читай, послушаем! — кивнул председатель.
Старики внимательно слушают. Председатель чему-то улыбается в седые усы.
— Семь миллионов пятьсот тысяч пудов — это примерно сто двадцать тысяч тонн, правда? — сказал он, когда Усман кончил читать.
Усман согласно кивнул головой, хотя и не успел сосчитать.