Рассказы о Бинго Литтле

Только очень ленивый племянник не поспешит к столь дорогому дяде, хотя бы проверить, хватает ли тому картошки, хлеба, масла, пива и пирожных. На следующее утро, предварив свой визит телеграммой, Пуффи направился в Холрок-мэнор, предвкушая обильную трапезу и представляя себе старинный, красивый дом с просторными угодьями.

Дом оказался старинным и красивым. Дядя вышел к нему, и почти сразу они очутились в столовой. Пуффи с удовольствием заметил, что, хотя дядя в кресло влез, оно страдальчески квакнуло. Все-таки фотографии могут что-то исказить. Теперь, увидев дядю воочию, он понял, что, как Соломон в случае с царицей Савской, не знал и половины. Одно удивляло его — почему они не спросят коктейль.

Когда подошел лакей, дядя объяснил свое эксцентричное поведение.

— Прости, дорогой, что я не спросил коктейля. Их тут нет. Вот, прошу, превосходный сок петрушки. Не хочешь? Итак, заказываем. Что тебе, тушеный латук или апельсин? Минутку, нам повезло! Сегодня есть тертая морковка. Давай так: отвар калия, морковка и чашечка одуванчикового кофе. А?

Еще в начале этой речи челюсть у гостя поникла, как усталая лилия.

— Где мы, собственно? — выговорил он.

— Раньше здесь жил какой-то лорд, не помню титула. Но после войны нелегко содержать поместье. Как это грустно!

— Грустней этого отвара?

— Ты не любишь калий? Тогда возьмем суп из водорослей.

— Нет, я не понимаю. Это — гостиница?

— Скорее, больница. Здесь сбавляют вес.

— Сбав-ля-ют вес?..

— Именно. Доктор Хейлшем гарантирует: «Один день — один фунт». Конечно, если соблюдать режим. Я надеюсь сбавить три стоуна.

— Три стоуна?

— Или больше.

— Ты с ума сошел!

— Кто?

— Ты. Зачем тебе это нужно?

— Тебе не кажется, что я полноват?

— Да что ты! Авантажен, не более!

Хорес Проссер засмеялся, что-то припомнив.

— Авантажен, э? Ты снисходительней Лоретты.

— А кто это?

— Такая миссис Даленси, мы познакомились на пароходе. Она назвала меня бегемотом.

— Наглая дура!

— Попросил бы! Эту женщину я люблю.

— Что-что?

Трудно сказать, что дядя Хорес зарделся, он и так был темнее вишни, но он явственно смутился. Оказалось, что лунными вечерами они с миссис Даленси, прелестною вдовой, гуляли по палубе, и в результате этих прогулок он сделал ей предложение, а она ответила, что единственное препятствие — его объем. Неприятно, сказала она, идти к алтарю с бегемотом в человеческом образе.

Дядя Хорес опять засмеялся.

— Со свойственным ей остроумием, — поведал он, — она говорит: «Еще обвинят в многомужестве!» Я ей очень нравлюсь, но, по ее словам, зачем получать свою мечту в удвоенном виде? Такая шутница…

Пуффи, давясь, съел ложку желтоватой гадости, стоявшей перед ним.

— А по-моему, хамка, — возразил он.

— В общем, — продолжал дядя, — мы договорились, что я еду в санаторий и сажусь на диету. Если сбавлю тридцать фунтов, переговоры возобновятся, так сказать, в атмосфере крайней сердечности. Скоро она меня навестит. Возьми еще морковки! Она разрушает жировую клетчатку. Кроме того, в ней очень много витаминов А, В, С, D, E, G и К.

Переварив еду, дядя Хорес ушел на массаж, а Пуффи, по дороге в Лондон, вздрагивал, вспоминая его рассказы о том, как массажисты бьют их, месят, трясут, а также осуществляют effleurage, petriccage и tapotement.[85] Он был в ужасе. Если так пойдет, да при этих отварах и одуванчиках, дядя явится на конкурс в виде тени. Лорд Блистер, в самой средней форме, с легкостью его обойдет.

Многие махнули бы на все рукой, многие — но не Пуффи.

«Спокойно, — сказал он себе, подходя назавтра к клубу, и, действительно в полном спокойствии, окликнул в баре Фредди Виджена, который ел бутерброд.

— Как хорошо, что ты здесь! — сказал он после приветствий. — Ты заметил, что я дрожу?

— Нет, — отвечал Фредди. — А ты дрожишь?

— Еще как!

— Почему?

— А кто бы не дрожал, если он чуть не загубил старого друга? Я получил письмо от дяди Хореса, там есть фотография. Смотри.

Фредди посмотрел и так взволновался, что выпустил бутерброд.

— Черт знает что!

— Вот именно.

— Жуть какая!

— Да, жуть. Ты видишь, что у лорда Блистера шансов нет.

— А как же аргентинская жара?

— Вероятно, невосприимчив. Что-то с порами. И насчет памп я ошибся — какие там лошади! Слава Богу, я все это вовремя узнал. Остается одно. Меняемся билетами.

Фредди ахнул.

— Ты правда… Ой, спасибо! — сказал он проходящему Трутню, который поднял бутерброд. — Ты правда хочешь поменяться?

— Естественно.

— Какой ты благородный!

— Что поделаешь, бойскаут! Это не проходит, — сказал Пуффи и побежал сообщить, что они снова поменялись.

Когда лондонская жизнь ему приедалась, а беседы с трутнями теряли свою прелесть, Пуффи обычно ездил ненадолго в Париж; что и сделал вскоре после описанного разговора. Попивая аперитив на Шанз-Элизэ, он думал о дяде Хоресе и удивлялся, как можно себя изводить из-за женщины. Лично он не отказался бы от порции масла ради Прекрасной Елены, а если бы брак с Клеопатрой предполагал отвар калия, пресек бы приготовления на корню. Взглянув на часы, он представил, как дядя пьет в этот час свою петрушку, готовый съесть любую мерзость ради всепобеждающей любви.