Рассказы о Чапаеве

«Тёзка, значит, ты мне. Ну-ну! Пока на отдыхе стоим, стрелять обязательно научись».

За полмесяца мы, новички, изучили строй, винтовку и приобрели другие военные навыки. Считали мы себя храбрыми, решительными и с нетерпением рвались в бой.

В день захвата неприятелем Николаевска (ныне Пугачёв) в Порубежке было сражение. Противник, занимавший Таволжанку, отбил у нас переправу через Большой Иргиз и хотел выбить Пугачёвский полк из Порубежки.

Вот тут-то мне и пришлось потерпеть конфуз.

Дело было в полдень. Мы пошли в атаку, но противник укрепился хорошо и атаку отбил. Наступило некоторое затишье. В это время на позиции прискакал Василий Иванович. Он сам повёл нас в атаку. Переправа была взята у неприятеля, и мы погнали его дальше. Тут меня Чапаев увидел и сразу узнал.

«Тёзка, — кивнул он головой, — здравствуй!.. Ординарца сейчас со мной нет, — продолжал он. — Будешь меня сопровождать».

Спустились мы в долок, остановились.

«Подожди меня тут, я вернусь скоро», — сказал Василий Иванович и ускакал в лесок.

А тишина кругом такая наступила — жуть даже. Мне как-то не по себе стало, вроде страшно. Вдруг из-за бугорка, со стороны противника, бежит наш пехотинец. Без винтовки и фуражки. Орёт:

«Машина с пулемётом! Всех посечёт!»

У меня поджилки дрогнули, повернул я коня в свою сторону и дал дёру. И, как на грех, из седла вылетел. Руку левую ушиб. Вскочил — и опять в седло. Фуражка свалилась с головы — не поднял.

А вечером, после боя, подъезжает ко мне Чапаев и фуражку мою в руках держит.

«Будет, — думаю, — мне проборка!»

Взглянул Василий Иванович на мою распухшую руку, спрашивает:

«Ранило?»

«Нет, товарищ Чапаев, это я давеча с лошади упал».

«Возьми вот. Признаёшь?» — и подаёт мне фуражку.

«Признаю», — отвечаю, а сам готов сквозь землю провалиться — стыдно стало.

Помолчал Василий Иванович, потом добавил: «Больше так не джигитуй. Я ведь всё видел. Так голову сломаешь без толку, а мне каждый человек дорог, особливо если из него выйдет настоящий боец».

А на другой день меня «прорабатывали» на собрании бойцы. Ну и досталось же мне тогда! Навек запомнил. И уж таких конфузов не было никогда со мной в жизни. За храбрую и отважную службу Василий Иванович два раза награждал меня.

Полковник умолк и зажмурил глаза.

— Я вместе с Чапаевым сражался в бою во время налёта белоказаков на Лбищенск, — каким-то другим, не своим голосом вымолвил он и замолчал. При отходе к реке Уралу, — начал полковник снова, — Чапаев был ранен в руку, но он и виду не показывал, что ранен. До Урала оставалось немного, но рассвирепевшие белоказаки, чувствуя нашу слабость, ещё сильнее теснили нас. Оставалось одно — броситься в воду, чтобы не сдаться врагу живыми.

С десятисаженной крутизны начали спускаться к воде. Песок и глина осыпались под ногами… Раненых бойцов бандиты добивали прикладами…

Василий Иванович с группой красноармейцев сдерживал напор врага.

«Плывите, ребята, плывите!» — кричал он, подбадривая переплывающих реку бойцов.

У меня вышли все патроны, мне не хотелось покидать раненого Чапаева, но он всех, кому нечем было стрелять, гнал от себя на тот берег.

Я в последний раз оглянулся на Василия Ивановича. Белая нательная рубаха на нём была разорвана, через повязку на руке просочилась кровь. У меня зарябило в глазах… Не помню, как я бросился в холодную, мутную воду.

Белоказаки поливали реку бесконечными пулемётными очередями. Пули шлёпались и спереди, и с боков, и сзади. Многих смерть настигла почти у противоположного берега.

Изнемогая от усталости, я наконец доплыл до камышей и потерял сознание. Очнувшись, первым долгом посмотрел на ту сторону. Высокий берег был пуст.

«Где же Василий Иванович?» — с тревогой подумал я, внимательно оглядывая реку.

Спокойная, тихая вода в Урале показалась свинцово-тяжёлой, как зимой в проруби…

В лесу, куда я прибрёл, человек семь чапаевцев сушили одежду и говорили о гибели командира.

Я не поверил этому:

«Василий Иванович не может погибнуть! Он пловец хороший… Не отдастся он белякам».

Но ребята и сами не знали точно, погиб комдив или нет.

Мы весь день пробыли на берегу и все камыши облазили в поисках Василия Ивановича. Вечером ребята пошли в Бударино. А я остался. У меня теплилась в груди надежда.

«Ночью Василий Иванович переплывёт Урал, — думал я. — Он днём схоронился где-нибудь, а ночью враг его не заметит. Чапай у нас ловкий, смелый. Беляки его не проведут!»

Пришла ночь, холодная, тёмная.

По берегу тягуче, с присвистом шумел камыш. Я взобрался на глинистый, колючий от высохшей травы бугорок и простоял всю ночь, вглядываясь в кромешную темень.

Раза два у берега всплёскивала рыба, а я думал, что подплывает человек, и бросался к камышам.

Всё мне представлялось: из воды выходит Василий Иванович, я кидаюсь к нему навстречу. Он садится на землю и просто так, по-дружески, признаётся:

«Устал малость, тёзка».

Прождав у воды с час, я возвращался на бугорок и снова стоял, как на часах, превозмогая холод и усталость.

Из травы поднимались с плачем и рыданием кулики, и от их крика у меня невыносимо тяжко становилось на душе…