«Согласно сообщению варшавского обер-полицмейстера, что 17 текущего июля из г. Варшавы прибудут с поездом на станцию Дембе-Вельке, Варшавско-Брестской железной дороги, члены преступного сообщества под названием «Социал-демократы царства Польского и Литвы», в количестве до 70 человек, для устройства в лесу имения Островец, Новоминского уезда, сходки с социалистическими целями, новоминский уездный начальник, взяв с собой эскадрон 38-го драгунского Владимирского полка, отправился того же числа в 5 часов пополудни в указанную местность, где действительно обнаружил собрание неизвестных лиц, состоящее из мужчин и женщин, которые, заметив внезапное появление уездного начальника с воинскою командою, стали разбегаться во все стороны, причем было задержано 34 мужчины и 6 женщин, оказавшихся жителями города Варшавы, а возле места сборища на земле найдены прокламации революционного содержания, разные письма, записные книжки и револьвер. Упомянутые обвиняемые подвергнуты предварительному задержанию на основании 21-й статьи правил положения усиленной охраны».
Поздней ночью арестованных в лесу пригнали к воротам новоминской тюрьмы и, после некоторого замешательства, приказали:
— Можно курить и отдыхать.
В ответ раздались возмущенные голоса. Лил проливной дождь, люди устали после тридцатипятиверстного пешего похода, была уже поздняя ночь — и вот извольте: курить и отдыхать.
— Не хотим курить и отдыхать! — кричали люди.
— Открывайте ворота!
— Чего тут делать под дождем, веди в тюрьму!
— Раз арестовали, — значит, должна быть тюрьма, а не то мы по домам пойдем.
— В самом деле, товарищи, пойдем по домам!
Некоторые из арестованных сердились, некоторые шутили и смеялись. Предложение о том, чтобы разойтись по домам, всем очень понравилось, даже солдатам-драгунам. Высокий драгун, дремавший дотоле на рыжей кобыле возле Дзержинского, нагнулся к нему из седла и сказал:
— Слышишь ты, свобода! Давай уходи, ночь темная, вас покуда не считали. Посчитают, тогда хуже уходить. Бери ноги в руки.
Дзержинский промолчал. Лошадь словно вздохнула и сунулась бархатными губами в затылок Дзержинскому. Он дал ей кусок хлеба, купленного по дороге.
— Балованная, чертяка, — сказал драгун, — набаловалась у меня. Все кушает. Щи останутся — щи кушает, каша — кашу кушает. Свинья прямо, а не кобыла.
Дождь пошел сильнее. Слева во тьме шуршали под дождем темные купы деревьев, наверное, тот самый лес, о котором давеча говорил драгун. У ворот тюрьмы уездный начальник, в плаще-дождевике с поднятым капюшоном, кричал на смотрителя и грозился его упечь, и было слышно, как старик-смотритель кашлял и отвечал: «Виноват, ваше благородие, виноват! »
— Нету для вас местов! — сказал драгун Дзержинскому. — Бери уходи. Я-то стрелять не буду, хотишь забожусь?
— Не хочу! — сказал Дзержинский.
— Чудак ты, свобода, — сердясь заговорил солдат я совсем низко наклонился с седла. — Тут же до лесу полверсты не будет. Бежи. А я и глядеть не стану. Нужно очень. Кобыла моя спит, и я сам спать буду. Перекрестись да и бежи.
— Нельзя мне сейчас бежать, — сказал Дзержинский.
— Чего нельзя?
— Не хочу.
— С моих рук не хотишь или с чего?
По голосу драгуна было понятно, что он и обижен и рассержен. Дзержинский негромко спросил у него, как его фамилия. Солдат ответил, что фамилия ему Перебийнос.
— Старослужащий?
— По четвертому году.
— Ну вот, Перебийнос, — совсем тихо заговорил Дзержинский. — Представь себе, что ты с двумя-тремя новобранцами, с совсем молодыми солдатами, попал я бой. И вот вас окружили, но так, что ты можешь убежать, а они — нет. Убежал бы?
— Спаси боже, — со страхом в голосе произнес солдат. — Спаси и помилуй. Разве ж можно старому солдату убежать от молодых!
— Вот видишь, — сказал Дзержинский. — А ты говоришь, чтобы я убежал. Кет, служба, я старослужащий, я мне молодых бросать нет расчету. Давай лучше свернем табаку.
Феликс Эдмундович вынул из кармана кисет, оторвал себе и солдату по куску курительной бумаги и насыпал табаку.
— Киевский, — затягиваясь, произнес драгун. — Хороший табачишко.
Огонек самокрутки порою освещал его лицо, мокрое от дождя, крепкие челюсти и светлые подстриженные усы.
Молча покурили, потом драгун тронул кобылку шпорами и отъехал во тьму.
Через полчаса арестованных повели прочь от тюрьмы. Ни шуток, ни смеха больше не было слышно. Усталые люди шли, точно спали на ходу.