Рассказы о Дзержинском

Слегка улыбаясь, мисс Шеридан сказала, что она лепила многих выдающихся людей разных стран и что никто никогда не вел себя так, как мистер Дзержинский. Все выдающиеся люди обычно быстро уставали, жаловались, что им скучно, много разговаривали. А мистер Дзержинский сидит совершенно неподвижно вот уже второй час и не жалуется. У мистера Дзержинского ангельское терпение.

Дзержинский усмехнулся.

— Есть места, где обучают ангельскому терпению, — произнес он. — Я прошел настоящий курс такого обучения.

Мисс Шеридан приготовилась выслушать шутку выдающегося человека. Но шутки не последовало. Дзержинский молчал.

— Какие же это места, — спросила мисс Шеридан, — в которых обучают ангельскому терпению? Мне очень любопытно. Я бы с удовольствием послала в такую школу тех людей, которых мне приходится лепить.

— Боюсь, что моя школа не подойдет, — сказал Дзержинский, — потому что меня учили терпению в тюрьмах.

Прощаясь, мисс Шеридан спросила, сколько же месяцев Дзержинский просидел в заточении.

— Месяцев? Одиннадцать лет, — ответил он. — Четверть моей жизни.

Вот несколько строк из того, что мисс Шеридан написала в своей книге о Дзержинском:

«Несомненно, что не абстрактное желание власти, не политическая карьера, а искреннее убеждение в том, что зло должно быть уничтожено во благо человечества и народов, сделало из подобных людей революционеров».

НАЧАЛЬНИК СТАНЦИИ

Выходя из кабинета, чтобы ехать на вокзал, он поднял воротник шинели, поглядел в заиндевевшее окно и спросил:

— Холодно сегодня?

— Девятнадцать градусов, — ответил секретарь. Дзержинский поежился и вышел.

Внизу, вместо автомобиля, стояли санки с облезлой волчьей полостью. На облучке — в кожаных рукавицах с крагами и с кнутом — сидел шофер Дзержинского.

— Одна лошадиная сила, — хмуро пошутил он. — Пришлось сменить автомобиль на этакую штуковину. Садитесь, Феликс Эдмундович.

С видом заправского лихача шофер отвернул полость и, подождав, пока Дзержинский сядет в сани, рассказал, что сегодня «дошли до ручки» — горючее есть только для оперативной машины, и хотя ребята предлагали перелить, но он отказался, боясь, что Феликс Эдмундович рассердится, если узнает.

— Правильно, — сказал Дзержинский. — Только поедемте поскорее, а то очень холодно.

— А кучера я не допустил, — продолжал шофер, — решил, что сам справлюсь. С автомобилем справляюсь, а тут с одним конягой не справлюсь! Верно?

— Верно, — ответил Дзержинский.

Было очень холодно, а конь плелся, как назло, таким шагом, что Дзержинский совершенно окоченел. Шофер явно не справлялся с конем, размахивал кнутом, очень много кричал «но-но-о, соколик! », а когда спускались с горы, Дзержинский заметил, что шофер по привычке ищет ногой тормоз.

Феликсу Эдмундовичу хотелось выйти из санок и дойти до вокзала пешком, но он боялся обидеть шофера и мерз в санках, потирая руками то лицо, то уши...

Наконец доехали.. Шофер сказал на прощанье, что с автомобилем куда проще, чем с «одной лошадиной силой», и пожелал Дзержинскому счастливого пути Дзержинский нашел свой паровоз с вагоном и сел отогреваться к раскаленной буржуйке. Все уже были в сборе Минут через двадцать паровоз загудел, и специальный поезд наркома двинулся в путь. Проводник принес начищенный самовар, стаканы, сахар, хлеб и масло. И даже молочник с молоком.

— Вот, уже удивляться перестали и на белый хлеб, на масло, на сахар, — сказал Дзержинский, — а помните сахарин и чай из этого... как его...

— Из лыка, — подсказал кто-то, и все засмеялись.

Потом стали рассматривать самовар и выяснили, что он выпущен заводом совсем недавно.

— И хорош, — говорил Дзержинский, — очень хорош. Вот только форма очень претенциозная. Модерн какой-то. Но материал хорош.

Подстаканники тоже были советские, и ложечки советские. И о подстаканниках и о ложечках тоже поговорили и нашли, что ложечки ничего, хороши, а подстаканники ерундовские...

После чаю Дзержинский ушел в свое купе работать. Его купе было крайним, рядом с этим купе было отделение проводника, а проводник разучивал по нотам романс и мешал Дзержинскому. Романс был глупый, и Дзержинский сердился, что проводник поет такую чушь, но потом заставил себя не обращать внимания на звуки гитары и жидкий тенорок проводника, разложил на столе бумаги и углубился в работу. И только порою усмехался и качал головой, когда вдруг до сознания его доходила фраза:

«Я сплету для тебя диадему
Из волшебных фантазий и грез... »

Под утро специальный поезд народного комиссара пришел на ту станцию, из-за которой было предпринято все это путешествие. Станция была узловая, но маленькая, и все пути ее были забиты составами, идущими на Москву, на Петроград, в Донбасс и дальше на юг. Заваленные снегом, стояли цистерны с бензином для столицы Союза. Состав крепежного леса для шахт Донецкого бассейна стоял на дальних путях. На площадках — руда для заводов Ленинграда...