Ударили пулеметы. По осыпавшимся камешкам, по выпавшей к утру росе, в скользящих сапогах, они бежали вперед, вверх, вверх. В этом движении было для них все: и их спасение, и их победа, и их помощь прижатым к прибрежным камням мотострелкам.
— Впе-е-ре-од!
Лязгал металл, пулемет с вершины бил короткими захлебывающимися очередями. Пули летели мимо и выше. Бойцы инстинктивно чувствовали, что там, на горе, растерялись, еще не видят их в темноте.
— Впе-ре-од!
Сердце было готово вырваться из груди. Иван Абрамович видел бегущих слева и справа от него людей. Кто-то, переломившись в поясе, сделал несколько косых неверных шагов, упал, держась руками за бок. К упавшему метнулись двое. Подняли. Поддерживая, побежали. Из-за горизонта взметнулось красное облачко. Ах, как пахнет полынь — горькая смертная трава!
Взбежали на высоту. Пахнуло ветром.
— Ура-а!
Бойцы прыгали в окопы на сбившиеся каски. Мелькали приклады, побелевшие в напряжении руки, сжатые кулаки. Наконец, все было кончено. Коваленков вытер потный лоб:
— Есть, тут мы… Наша высота!
Сложили убитых немцев за бруствером, освободили окопы от всего ненужного. Солнце застало бойцов готовыми к бою.
Иван Абрамович, уложив руки на бруствер, разглядывал через овражек деревушку у подножия высоты. Из-за деревни тянулась белесая дорога. «Петровки» — вспомнил название деревни Иван Абрамович и вдруг не поверил себе: от деревни по дороге двигалась открытая немецкая автомашина.
— Иванов! — позвал он одного из бойцов. — Гляди! А ну-ка мы их…
Раздались выстрелы. Машина дернулась и съехала на обочину. Может быть, пуля попала в скат или убило шофера. Три фигуры выпрыгнули из машины и устремились к лощинке. «Ага, не любишь!»
Досмотреть, чем кончится дело, Иван Абрамович не успел. «Товарищ старший сержант», — позвали его, но он и сам уже понял, что сейчас произойдет.
Из-за леса выпрыгнули три темных крестика и, быстро увеличиваясь, пошли на высоту. За ними еще, еще…
— Все по окопам! — страшным голосом закричал Иван Абрамович и, оседая за бруствер, успел увидеть надвигавшийся на него вал взвихренной разрывами, разлетающейся осколками и камнями земли. На бреющем полете пронесясь над окопами, самолеты перевалили через высоту и ушли на Днепр. Там сразу заухали взрывы, полетели в воздух обломки чего-то, несколько лодок спешно отгребали назад.
«Все, теперь помощи не жди!» — подумал Иван Абрамович и крикнул по цепи, чтобы готовили автоматы. Он знал: сейчас немцы пойдут. И они пошли. Солнце светило сзади, и это было удобно для воинов Ивана Абрамовича. Каждый кустик внизу вырисовывался как на картинке. Меж этих кустов начали перебегать люди в касках и мундирах…
До войны Иван Абрамович работал в межрайонной конторе «Заготскот». Дел как будто было и не особенно много, однако раньше вечера он никогда не возвращался. Обработав очередное стадо против инфекции, Иван Абрамович присаживался с мужиками покурить, прислоняясь спиной к дощатой перегородке. Иногда к вечеру начинался туманный грибной дождь. С неба сеялась мельчайшими капельками влага, дымчато оседая на травах. И приятно было курить, ощущая себя хозяином всего, что вокруг тебя. Иногда по субботам из колхоза приезжал брат, привозил немного чистого зерна прошлого умолота, говорил:
— Это я тебе. Бери. У меня теперь все есть.
И действительно, у них было все. Отец, старик Казаев, растерянно смотрел на сыновей: как же так? Сколько он уже прожил на свете, и выходит, что жил-то не так, выходит, оказался не умнее своих сыновей. У них сапоги, у них по вечерам вкусные чаепития с белым хлебом и неспешными разговорами, а он всю свою жизнь прощеголял в лыковых лаптях и домотканой холстине. Как же так?
Иван, нацеживая очередной стакан чая, говорил:
— Жизнь теперь такая пошла, батя. Советская власть к счастью весь народ хочет повернуть…
А эти, внизу, тоже хотели повернуть жизнь, но по-своему. Иван Абрамович вспомнил, как провожали первых мужиков на войну. Уж и след пропал на дороге, по которой те уезжали на фронт, а у крайних домов все стояли и стояли женщины, которым одним теперь выпадали и вся работа, и домашнее хозяйство, и воспитание ребятишек… Эх!
— Коваленков, — крикнул Иван Абрамович сибиряку. — Ты правее гляди, в овраг гады просачиваются. Ну-ка покажи им дорогу оттуда, чтоб не заблудились.
На смену отбомбившимся самолетам появились новые. К полудню где-то правее немцы установили минометы. И теперь все постоянно перемежалось: сбросив часть груза на высоту, самолеты уходили на Днепр, сразу за ними поднимались в атаку пехотинцы, а когда, в который раз встреченные в упор, они, теряя убитых, откатывались вниз, над окопами с визгом начинали рваться мины.
Взвод почернел. Не хватало воды, бессонная ночь обвела кругами глаза. Несколько человек лежало в глубине окопчиков неподвижно.