Рассказы о капитане Бурунце

Потом снова поднялся на второй этаж и стал дожидаться, когда освободится секретарша. Передал ей рапорт. Пусть дело идет своим ходом. После того как она зарегистрировала бумагу под соответствующим номером, Бурунц с виноватым видом приоткрыл дверь в кабинет начальника.

— Что-то такое там все же было, товарищ майор…- Он конфузливо улыбался.- Есть там моя вина, есть и моя правда…- Еще на секунду или на две задержался в дверях: -Только не хочется, товарищ начальник, чтоб моя служба зависела от доброты Амо Вартаняна…

Через пять минут гнедой конь нес его по шоссе, ведущему из районного центра домой, в Урулик.

6

В первые дни Норайр никого и ничего на заводе не замечал. Он целиком был поглощен своей работой. Да и кого замечать? Стоят у столов люди, формуют черепицу. А столы длинные, похожи на те, которые обычно видишь на базарах в маленьких городах. Норайр держался особняком. Пока что ему больше всего хотелось подружиться с серым конем. Заведующий производством сказал: «Главная твоя задача-освоить коня».

Но как-то утром на завод пришел разъяренный Шмавон Галустян. Надо строить, надвигается зима, а завод плохо отпускает колхозу материалы. Из конторки навстречу председателю вышел заведующий производством — пожилой невзрачный мужчина в старой шинели.

— Почему не даете мне черепицу?

— А мы увеличили производство,- охотно пояснил мужчина в шинели.- Теперь завалим вас выше потребности, лишь успевай арбы подгонять.

Галустян потоптался около длинного стола. Гнев его нарастал.

— На кирпичном заводе известные брехуны,- проговорил он,- любят здесь успокаивать да обманывать…

Ему не ответили.

— На моей земле завод поставили, моей глиной пользуетесь, мою воду берете и меня же обходите!

— Кто посмеет! — усмехнулся заведующий.- И не такой ты мужчина, товарищ Галустян, чтоб тебя обойти. Ты сам кого хочешь к ногтю прижмешь.

Председатель колхоза махнул кулаком и пошел, сдерживая гнев, в дальний край помещения. Там возилась с глиной худенькая девочка в темном платке.

Норайру было интересно, чем все это кончится. Он уже наготовил глину на полсмены и сейчас неотступно ходил за председателем.

Девчонка в первую минуту Норайру не понравилась. Белобрысенькая, курносенькая… Видно, из молокан. В Урулике армяне, молокане, курды — все жили рядом. Тоже, работница! То мало возьмет глины и торопится — добавляет, добавляет, прямо как наперсточком меряет. То вдруг переложит — и сама застынет, разинув рот.

Галустян вырвал у нее формовочную машинку, сбросил со щитка в кадушку несколько уродливых черепиц. Сам принялся набивать форму глиной:

— Видно, председатели колхозов должны приходить сюда за вас черепицу делать!

Белобрысая девушка стояла возле кадушки, поджав губы, высоко вскинув голову, смотрела на Галустяна злыми немигающими глазами.

— Вот давно бы так! — насмешливо крикнул заведующий производством.- Теперь-то у нас дело двинется!

Тут прибежал запыхавшийся посыльный из колхозной конторы и сообщил, что председателя зовут к телефону.

— Председатель не может,- очень серьезно сказал заведующий,- председатель занят.

— Райисполком требует!

— А вы скажите райисполкому, что председатель колхоза делает черепицу.

Девушка, у которой Галустян отнял формовочную машинку, вцепилась в его рукав и звонко потребовала:

— Вы, товарищ председатель, уйдите! Если плохо работаю, так вы бы узнали сперва, что я только еще третий день…

«Значит, вместе со мной поступила»,- отметил Норайр.

— Может, вы хотели меня поучить, но так не учат!

Галустян с удивлением взглянул на работницу, бросил машинку и пошел к выходу. Все засмеялись.

— Это ты здорово его отбрила! — похвалил Норайр.

Девушка старательно набивала форму. Ей было лет шестнадцать — семнадцать. Норайру понравилось, что, возясь с глиной, она все-таки выглядит такой чистенькой. Сделает несколько черепиц и аккуратно сполоснет руки в кадушке с водой. Из-под темного платка смешно выставлялся вздернутый носик.

— Тебя как звать-то? — спросила она.

— Норайр.

— Дуся,- сухо отрекомендовалась девушка.

Разговор, по-видимому, был исчерпан. Норайр потоптался еще немного у ее стола и поплелся на свое место. Она пошла за ним и, стоя в дверях, внимательно смотрела, как он водит по кругу лошадь.

— Вот, Норик,- задорно подмигнула ему,- главное наше дело — не теряться!

Теперь Норайр стал в свободные минуты часто забегать в цех. Он быстро узнал о ней все и о себе рассказал кое-что.

— Мою жизнь описать — это годы понадобятся,- сурово объяснил он.

А ее жизнь была совсем простая. Осталась сиротой, посоветовали добрые люди поехать в город. Определилась домработницей. Не обижали.

Старый армянин-профессор занимался с ней по русскому языку и по арифметике. Приходя домой, не спрашивал: «Что ела?»

Спрашивал: «Сколько прочитала?»

— Но только, Норик,- восклицала она,- нельзя ведь до старости чужие тарелки мыть! Так и жизнь пройдет — не заметишь.

И когда она узнала, что в родном селе открылась вечерняя школа для молодежи, то все бросила и уехала домой. Жила у каких-то дальних родственников. А учиться поступила в шестой класс…