Наступила тишина. Майор медленно опустился в кресло, с недоумением посмотрел на свой все еще сжатый кулак, стыдливо спрятал его под стол.
Глубоко вздохнул.
— Ничего не было, — тихо произнес он.
Встретившись с ним глазами, лейтенант Катарьян облегченно закивал:
— Ничего не было, товарищ майор!
Габо Симонян перевел взгляд на милиционера.
— Ничего особого не было, товарищ начальник, — тихо и не очень готовно отозвался молоденький милиционер и опустил голову.
Майор посмотрел на парня в черном пиджаке. Тот торопливо выставил вперед руки, крикнул срывающимся голосом:
— Совершенно ничего не было!
— Нет, — с сожалением проговорил Бурунц, когда тяжелый взгляд начальника остановился на его лице. — Что-то такое все же было, товарищ майор.
Габо Симонян помолчал.
— Всем выйти, — приказал он наконец.
Потом добавил:
— Капитану Бурунцу остаться.
Предупредив секретаршу, чтобы она некоторое время никому не давала ключ, майор спустил с предохранителя английский замок и вернулся к столу.
Бурунц готовился к продолжению неприятного разговора. Но Габо Симонян молча пошарил на. столе, открыл папку, порылся в ней и осторожно вытащил какой-то листок. Он аккуратно подогнул полоску внизу и, не говоря ни слова, передал бумагу Бурунцу.
По естественному человеческому любопытству, Бурунц первым делом посмотрел вниз и сразу понял, что спрятана подпись. Начальник не хотел, чтобы он знал, кем написана бумага.
Уже предчувствуя неприятность, Бурунц пробежал глазами строчки, аккуратно напечатанные на машинке. Районному отделу милиции сообщалось — правда, в очень сдержанных выражениях, — что участковый уполномоченный Бурунц, расследуя в Доврикенде дело о пропавшей козе, уличил вора — проживающего в этом селе рецидивиста Норайра, но по каким-то причинам не захотел довести расследование до конца. Он самолично освободил преступника от наказания. О том, что Бурунц именно простил преступника, громко и без стеснения повсюду говорит мать Норайра, Маро. Поссорившись с соседкой, она даже заявила: «Теперь уж я вам не поддамся, у меня за спиной — вся районная милиция во главе с капитаном!» Кроме того, недавно раскрыл себя и Норайр, перевезенный капитаном Бурунцем при очень странных обстоятельствах из села Доврикенд в село Урулик, где постоянно живет, как всем известно, сам участковый уполномоченный. Норайр, приехав на день домой, заходил к владельцу пропавшей козы Амо Вартаняну и уговаривал его молчать.
Указанные факты, — говорилось в заявлении, — наводят на мысль, что участковый уполномоченный повел себя с преступником незаконно, недостойно и, возможно, даже вступил с ним в неподобающую сделку.
— Ну, я прочитал, — сказал Бурунц, все еще держа бумагу в руке. Ему очень хотелось отогнуть полоску и увидеть, кем это написано.
— Прочитал? — Майор спрятал бумагу, аккуратно наколов ее на железки скоросшивателя. — Вот по этому поводу мы тебя и вызвали.
Бурунц усмехнулся.
— Вероятно, это вы от кузнеца Саядяна получили. Он у меня в Доврикенде бригадмильцем состоит.
— Кто писал — неважно. Ты должен дать объяснение.
— Кое-что тут верно, — медленно выговорил Бурунц, — хотя есть и брехня…
Майор закрыл глаза. Теперь было видно, какое у него усталое лицо.
— У нас имеется твой рапорт, что тебе тогда не удалось раскрыть преступление.
— Такой рапорт у вас есть, — осторожно подтвердил Бурунц. — Вообще в тот раз я допустил нарушение. Пошел к подозреваемому без понятых. Я ведь сначала хотел только поговорить, а потом увлекся, затеял обыск…
Начальник слушал не перебивая.
— Ты понимаешь, — нахмурился он, — что нераскрытым осталось преступление не только у тебя на участке, но и во всем нашем районе? И одним нераскрытым преступлением больше во всей республике?
— Так, — наклонил голову Бурунц. — И зато, возможно, больше одним возвращенным к жизни человеком.
Габо Симонян грозно уставился на него:
— А ты кто такой? Прокурор? Или судья? Твое это дело — решать судьбу подозреваемого? Ты работник милиции, ты обязан лишь только раскрывать преступления на своем участке. Все до одного! Понимаешь? Вот это именно и имеет огромное воспитательное значение… — Он не хотел слушать возражений. Резко спросил:-Ты суду, что ли, не доверяешь?
Бурунц долго молчал, только с укором смотрел на начальника.
— Как могу не доверять? Но ведь суд имел бы дело с рецидивистом. А вы сами сказали: с рецидивистами нечего цацкаться. И правильно. И суд мог бы не найти смягчающих мотивов… А мне показалось, что мальчишка- совсем ведь еще мальчишка! — может подняться…
— Стой! — непреклонно прервал майор. — Я опрашиваю: твое это дело?
Бурунц тихо сказал:
— Нет, если так ставить вопрос — не мое.
— Перед милицией выдвинуты задачи. И важнейшая — сто процентов раскрываемости преступлений. Чтобы у преступных элементов было сознание неотвратимости наказания в нашем социалистическом обществе. Ты что, не слыхал разве о принципе неотвратимости наказания?
— Слышал, — кивнул Бурунц. — Как я мог не слышать, товарищ майор! Я и слышал, и читал…
— Так что же будет, — все больше распалялся начальник, — если каждый участковый начнет самовольно решать судьбу обвиняемых?