Рассказы о Кирове

В результате этого посещения вопрос о питании строителей стал предметом обсуждения в обкоме ВКП(б). Тресту общественного питания было предложено перестроить всю систему организации питания в соответствии с условиями работы разных групп трудящихся.

Киров как партийный руководитель в своей многогранной практической работе за большими стройками, за гигантами-предприятиями всегда видел людей, творящих дело нашей партии. Бывая на предприятиях по какому-либо важному делу, он быстро узнавал и о десятках мелочей, имеющих принципиальное значение для производства и для рабочих. Умение быстро разобраться в этих фактах, выудить главнейшее, заставить интересоваться этим главным всех работников было замечательной, характерной для С. М. Кирова чертой.

А. С. Милославский ЛЮДИ-ЭТО ГЛАВНОЕ!

…Как-то в двенадцатом часу ночи раздается звонок.

— Милославский?

— Слушаю.

— Киров. Ты знаешь, у тебя в районе притесняют рабочих.

— Не может быть, Сергей Миронович!

Слышу в телефон знакомый мягкий смешок.

— Ладно, ладно, я не обобщаю. Но учти все же, какие у тебя в районе бывают возмутительные вещи.

И тут же рассказал мне следующее. Квалифицированный рабочий (уже не помню, с какого завода) был послан на Свирь, на монтажные работы. Спустя полгода, по окончании командировки, товарищ возвращается в Ленинград. А в это время умники из жакта комнату его передали новому жильцу, а вещи выставили в коридор.

Рабочий написал письмо на имя Мироныча… Звонок ко мне был уже на следующий день. Наутро после разговора с Миронычем я пошел в жакт, выяснил все, поговорил с людьми как следует, иду в райком. Только вошел к себе — звонок. Конечно, Киров…

— Ну, как с этим рабочим?

— Подтвердилось, Сергей Миронович.

— Сам был? Расследовал сам?

— Да.

— Исправь. — Короткое молчание. Затем потише: — Вообще посмотри, что там за народ в этом жакте, что за люди. А? Когда выполнишь, звякни мне…

Эта внимательность к людям не знала абсолютно никаких границ. Рабочий, работница, ученый, школьник, руководитель райкома — все это были люди, о которых заботился Мироныч. И эта заботливость всегда трогала нас невероятно.

Припоминаю разговор в 1931 году.

В Ленинграде было плохо с подвозом хлеба — наличные запасы истекали, хлеб с юга задерживался, и Сергей Миронович немедля мобилизовал ряд работников, и мы, уже в качестве уполномоченных СТО, должны были выехать на Северный Кавказ.

— Организуй и возвращайся. Ленинградскому рабочему нужен хлеб…

Когда эшелоны были направлены к нам в Питер, я возвратился.

Спустя дней пять Киров вызывает меня.

— У нас хлеба на два дня. Эшелоны с зерном застряли на станции Батайск. Надо их сдвинуть с места немедленно. Рабочие не должны оставаться без хлеба.

Я удивился, как это, мол, «немедленно».

— Сергей Миронович, ведь туда двое суток езды…

Киров быстро встал из-за стола, взглянул на меня.

— Как, — говорит, — у тебя с сердцем?

— Неплохо, — отвечаю.

— Так ли? — и внимательно разглядывает меня, словно самое мое сердце он видит перед собой.

— Серьезно, Сергей Миронович, сердце в порядке.

— Ну смотри. Летал когда-нибудь?

— Приходилось.

— Ну, и здорово. Лети! Счастливо…

И тепло-тепло пожал мне руку.

Или еще.

Опять телефонный звонок:

— Киров. У тебя в районе есть такая-то организация. Ты знаешь, кто руководит ею?.. Ну, и хорошо. Партиец он неплохой, как ты думаешь? Я имею сведения, что он стал немного «пошаливать»… Ну, понимаешь, выпивать, попросту говоря…

— Я слушаю, Сергей Миронович…

— Проверь, побеседуй с ним. Может, устал? Тогда дай отдохнуть ему. Парень способный, партии нужен.

Я проверил. Сообщаю ему результаты. Слышу довольный, спокойный голос Мироныча:

— Его нужно сохранить… Нужно!

Забота Мироныча действительно спасла товарища. Он отдохнул, ни о каких «шалостях» уже не было и речи, товарищ стал работать по-прежнему прекрасно, как и подобает большевику.

Прошел год после этого разговора. В Смольном в коридоре встречаю Мироныча. Идем рядом, он со своей обычной манерой — незаметно-незаметно, — доведя меня до дверей своей комнаты, пропускает меня к себе, начинает расспрашивать о разных делах района и потом уже с особо внимательным выражением лица говорит:

— Ну, а как этот?.. Твой человек-то?

И внимательнейшим образом расспросил меня о «прошлогоднем» товарище.

— Ну, рад, что уберегли… Очень рад…

Работая девять лет под непосредственным руководством Кирова, получая повседневно личные его указания, я никогда не слышал какого-либо окрика или приказа… Его простого, насмешливого слова было достаточно, все становилось ясным и быстро исполнялось.

Мироныч действовал неопровержимостью своих доказательств.

«Как ты думаешь сделать то-то?» — спрашивал он.

«Так вот», — отвечаю.

«А почему этого не сделать иначе? Здесь нужно учесть еще вот такие-то обстоятельства».

Становилось очевидным, что делать нужно было именно так, как говорил Мироныч.

Все он видел своими глазами и не раз журил и напоминал, если что-либо делалось медленно.

Звонит:

«Медленно у тебя движется дело с окраской такого-то дома… Три раза проезжаю мимо, а люльки все висят. Не стыдно ли? Когда кончишь?»

Или говорит: