Рассказы о книгах

Радищев решается завести собственную типографию. В материалах следствия по поводу издания «Путешествия» имеется такое его собственноручное показание: «Прошлым летом (1789) — получил я стан типографский от Шнора и с литерами, за который ему еще всех денег не отдал; но не мог начать печатание прежде прошлой зимы (1789—1790). Первую книжку в один лист на оном я напечатал под заглавием «Письмо к другу в Тобольске»12, вторую «Путешествие»13.

Это — исчерпывающие документальные данные обо всем, что было напечатано в собственной «вольной» типографии Радищева за недолгий срок ее существования.

Помещалась типография в последнем перед арестом жилище Радищева в Петербурге, близ Владимирской церкви на улице Грязной, позже Николаевской, а ныне — Марата. Кстати, почему улица, на которой печаталась книга «Путешествие из Петербурга в Москву», называется сейчас улицей имени Марата,— объяснить трудно. Носящие имя Радищева в городе Ленина бывшая Преображенская площадь, улица того же названия и бывший Церковный переулок, никакого отношения к Радищеву никогда не имели14.

Первенец «вольной» типографии Радищева, оттиснутый им на шноровском станке «для пробы», полностью называется «Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего». Это маленькая брошюра в 14 страниц напечатана без имени автора и датирована 1790 годом. На вид она чрезвычайно скромна.

«Письмо» было написано под свежим впечатлением реального события, происшедшего в Петербурге 7-го августа 1782 года — открытия памятника Петру Великому работы скульптора Фальконе. «Письмо» так и начинается: «Вчера происходило здесь с великолепием посвящение монумента Петру Первому».

Воздавая должное заслугам Петра, патриотически отмечая его заслуги перед отечеством, Радищев проводит в «Письме» чрезвычайно смелую мысль, что «мог бы Петр славнее быть, вознесяся сам и вознеся отечество свое, утверждая вольность частную».

Непримиримый враг самодержавия, Радищев тут же делает вывод, что «вольностей» этих напрасно ждать от царей, каковыми бы они ни были. «До скончания мира, — говорит он в «Письме»,— примера, может быть не будет, чтобы царь упустил добровольно что ли <бо> из своея власти...»

Екатерина II, прочитав с негодованием «Путешествие из Петербурга в Москву» и пожелав тут же ознакомиться с другими сочинениями Радищева, по поводу «Письма к другу» «соизволила начертать» такие слова: «Сие сочинение такожде господина Радищева и видно из подчеркнутых мест, что давно мысль ево готовилась по взятому пути, а французская революция — ево решила себе определить в России первым подвизателем»15.

Не установлено точно — кому адресовал это свое «Письмо» Радищев. В примечаниях к академическому изданию его сочинений 1938 года высказывается предположение, что адресатом мог быть Александр Васильевич Алябьев, назначенный в 1787 году губернатором в Тобольск. Думается, что гораздо более заслуживает внимания сообщение советского литературоведа А. Старцева, утверждающего, что «другом, жительствующем в Тобольске», является один из ближайших сотоварищей Радищева по обучению в Лейпциге — Сергей Николаевич Янов. В 1782 году, в год написания «Письма», Янов был отправлен в качестве директора экономии отдаленного тобольского наместничества. Доказательства, приводимые А. Старцевым, весьма убедительны16.

Брошюра «Письмо к другу, жительствующему в Тобольске»— одна из редчайших книг во всей «Радищевиане». Оттиснутая «в виде пробы» перед началом печатания «Путешествия из Петербурга в Москву», она не могла не привлечь после ареста Радищева внимания властей и, вне всякого сомнения, беспощадно истреблялась. В настоящее время книги этой известно не более б—7 экземпляров.

Мне так и не удалось найти ее. Из собирателей-книголюбов, имеющих «Письмо к другу» в своих собраниях, я знаю только двоих—это писатели Леонид Леонов и Владимир Лидин.

ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ «ПУТЕШЕСТВИЯ»

История этой многострадальной книги Радищева — история удивительная, почти напоминающая историю живого существа. I Черновая рукопись была написана рукой Радищева, а переписывал ее набело таможенный надзиратель Царевский, один из подчиненных Радищеву по службе его друзей — единомышленников. Считаясь заранее с возможными придирками цензоров, Радищев «умягчил» некоторые, наиболее острые места. Однако это мало удовлетворило цензора Андрея Брянцева и он вычеркнул более половины книги.

Печатая книгу, Радищев восстановил все вычеркнутые страницы, равно как и большинство им же самим «умягченных» мест и уже в таком виде подал ее обер-полицмейстеру на предмет окончательного разрешения книги «на выпуск».

Обер-полицмейстер. Никита Иванович Рылеев «подмахнул» разрешение, явно не читая книги, в чем после, когда началось следствие, встав на колени, сознался императрице. «За крайней глупостью» Никиты Рылеева, дело лично против него не возбуждалось.

«Вольная типография» Радищева была устроена у него в доме «по-семейному»: наборщиком был таможенный надсмотрщик Богомолов, тискали крепостные, корректуру держал сам автор.