Рассказы о книгах

Действительно, примерно с 1923 года, письма Пушкина к Керн, проданные наследниками М. И. Семевского, появились на антикварном рынке. Осенью 1926 года, с помощью старейшего ленин­градского книгопродавца-антиквара Ф. Г. Шилова, они нашли приют в Пушкинском доме. Все, кроме одного письма от 14 августа, письма самого большого и, как мне кажется, самого интересного по содержанию.

Судьба этого письма оказалась особой. Его приобрел некий И. С, насколько я знаю,— деятель кооперации. В тридцатых годах он купил для пополнения библиотеки своего учреждения целый сарай книг. Это была, буквально, «книжная каша», по внешнему виду годная разве лишь для растопки.

Сарай надо было срочно освободить, и, не знавший, как приступить к этому, И. С. обратился за помощью к моему другу Алексею Григорьевичу Миронову, ныне уже пенсионеру, а тогда считавшемуся «королем» антикварно-книгопродавческого дела. После Павла Петровича Шибанова я не назову никого, кто бы так знал и любил редкие книги, как русские, так и иностранные. До сих пор Алексей Григорьевич служит живой энциклопедией книжного дела. К нему часто обращаются за разного рода справками сотрудники музеев и библиотек. Собирая книги в своей библиотеке, я весьма и весьма обязан бескорыстной, дружеской помощи А. Г. Миронова.

Работа, которую ему предложили, была «адова». Книги надо было разобрать, кое-что пополнить (тогда еще была эта возможность), другими словами, превратить «кашу» в библиотеку.

— Алексей Григорьевич! — молил владелец.— Тут сам чёрт ногу сломает! Книги-то хорошие,— когда-то принадлежали Клейнмихелю, но их грузили чуть ли не лопатами. Кто ж кроме тебя разберется — что есть, чего нету? А может быть, все — утиль?

Алексей Григорьевич посмотрел, поворошил книги, подумал и сказал:

— Утиль не утиль, но работы, действительно, много... По виду есть и замечательные книги — надо спасать.

Больше месяца, работая вечерами и в выходные дни на трескучем морозе, в нетопленном сарае, Алексей Григорьевич «колдовал над кашей», отогреваясь неимоверным количеством чая.

Когда работа была окончена, владелец ахнул. На стеллажах стояла, вытянувшись в стройные комплекты, готовая к перевозке, весьма ценная библиотека по вопросам истории и права.

— Ну, Алексей Григорьевич,— говорил восхищенный кооператор,— если бы не ты, с меня бы голову сняли. Рассчитываться буду с тобой сам лично, и не бойся, не деньгами! Знаю, что деньгами такую работу не оплатить... А вот, довелось мне сделать находку? купил я в Ленинграде какое-то письмо, говорят Пушкина. Мне оно ни к чему, а ты это дело любишь — владей! Специально и покупал для тебя...

Расстались А. Г. Миронов и кооператор весьма довольные друг другом.

Много лет после этого А. Г. Миронов считал себя счастливейшим из смертных, любуясь и изучая каждую букву письма поэта. И какого письма! По словам Б. Л. Модзалевского, «это полное движения письмо писано в ту пору, когда поэт был занят вопросом о бегстве за границу, озабочен денежными своими делами и изданием своих сочинений,— в пору, когда всем существом своим он рвался из заточения и видел всю тщетность своих надежд на скорое освобождение» п.

Письмо написано на четырех страницах листа бумаги т.н. «контокорентного» размера (25x20 см), чернилами, по-французски. Несколько слов, вроде: «милая», «прелесть», «ах, мерзкая», «не скоро, а здорово», «дайте ручку» — по-русски. Письмо вложено в папку с печатной надписью:

«По редакции журнала «Русская старина» — М. И. Семевский». На папке рукой Семевского написано: «Письмо А. С. Пушкина к Анне Петровне Керн 14-го августа 1825 года. Напечатано в «Русской старине» изд. 1879 г. (ноябрь) том XXVI, с. 506—509».

Полное факсимиле письма печатается в этой моей книге впервые.

А вот его перевод: