И в ту же секунду, глядя через весь ресторанный зал на Бекермана, Джек по его лицу моментально понял, что влип. А вернувшись через два дня из медового путешествия к Ниагарскому водопаду, услышал, что шеф ждет его у себя в кабинете.
– Вот что, Джеки, твоя жена рассказала мне о книге, а я переговорил с моим раввином, – с густым акцентом сообщил старик Бекерман. – Видел бы ты его реакцию! Он весь как на шпилкс, на иголках, места себе не находит. Джеки, он ведь мудрый человек, наш ребе Гринспэн. Считает, что ты обязан рассказать людям о твоем друге и его книге. Как бы ни было тебе больно, нельзя держать эту историю в тайне. Не поделиться ею с твоим народом – это позор, шанда. Ребе просил поговорить с тобой, вразумить. В следующее воскресенье в нашем храме будет специальное собрание, он хочет, чтобы ты выступил перед нами.
Джек даже не пытался протестовать. Он давно знал, что роковой день рано или поздно наступит. Было и практическое соображение: мистеру Бекерману он обязан крышей над головой и пищей на столе. Тем и другим он очень дорожил – уж чему-чему, а этому лагеря учат хорошо. Разочаровать нанимателя – все равно что совершить самоубийство в профессиональном плане. Да и нравился ему старик.
Поэтому Джек явился на собрание и выступил. К великому его облегчению, на том дело и затухло.
Лишь несколько раз в течение года по просьбам представителей еврейской общины он повторял свой рассказ. И только когда героическим Писакой Бекером, другом его детства Якобом Вайсеном и «Книгой призраков» заинтересовался Форвард, легенда попала в прессу. Не много времени понадобилось нью-йоркским таблоидам и «Таймс», чтобы ее раскрутить.
А что Джек Вайз? Разумеется, он уже не мог расплести клубок своей лжи. Подхваченный потоком истории, сознавал, что невозможно двигаться вспять. Если все плывут по течению, он тоже не будет сопротивляться – авось не скоро потонет.
Стремясь извлечь из ситуации максимум пользы, он вернул себе имя Якоб Вайсен. От платных выступлений никогда не отказывался, даже побывал в Аргентине и новом государстве Израиль. Деньги не бывают лишними, к тому же Ава вынашивала первенца и надо было копить на дом на Лонг-Айленде. Мистер Бекерман, сама любезность, отпускал Якоба в любое время.
До 1952-го не нашлось свидетелей, способных подтвердить или опровергнуть историю Вайсена, и книгу тоже никто не откопал, так что жизнь вошла в уютную и бедную событиями колею. Снова забеременела Ава. Сын, трехлетний Дэвид, рос проказником. Жили они в Ванте, в одноэтажном длинном доме, а работал Якоб на Лонг-Айленде, куда ездил пять раз в неделю на электричке, а не на метро.
Ничто не удерживало Бронку Качмарек на семейной ферме возле Освенцима, зато желания убраться оттуда ко всем чертям было хоть отбавляй. Перед уходом нацисты «попрощались», убив ее родителей и старшего брата; сама она пряталась на сеновале и слушала хлопки «вальтера». Не прошло и недели, как взвод солдат Советской армии заполнил образовавшуюся с уходом немцев пустоту. Сразу по прибытии они увели с фермы последнюю убогую коровенку, а Бронку почти непрерывно насиловали двое суток. Судя по обращению с ней, русские ненавидели поляков едва ли меньше, чем немцев. В общем, теми и другими она была сыта по горло. Те – чудовища, но и эти ничем не лучше.
За восемь месяцев она распродала по соседним фермам и на черном рынке все, что не было прибито гвоздями. Такой большой срок понадобился для того, чтобы не вызвать подозрений. Возможно, предосторожность была излишней – большевики, проглотившие страну, считали частную собственность пережитком капитализма. Не пшеница, а отчаяние давало в послевоенной Польше самые обильные урожаи. Только одну вещь Бронка не продала – ту, которую глаза бы ее не видели. Маленькую, завернутую в изорванную полосатую пижаму еврея из концлагеря. Откуда она узнала, что это был еврей? На тряпке не было шестиконечной звезды, но остался ее силуэт. Она не любила евреев, как и ее отец, человек суеверный. На ферму однажды приехала телега с золой, и отец вскоре отвел Бронку в сторону и показал сверток.
– Что это, папа?
– Ихний клад, – ответил тот шепотом, как будто скотина могла подслушать.
– Может, там деньги? Или алмазы жидовские? Дай-ка я развяжу узел и посмотрю.
Отец прижал сверток к груди.
– Нет, Бронка! Ни за что! – Он перекрестился и сплюнул. – Я это нашел, и я это должен сохранить! Иначе быть нам проклятыми. Пускай евреи убили Христа, но все-таки они избранники Божьи. У них есть сила!
Бронка подняла отца на смех:
– Сила?! И на что ее хватает, этой силы? Растекаться по небу сизым дымом? И для чего они избраны, для скотской смерти на бойне?