Рассказы о котовцах

Следом за отступающими белополяками комбриг Ульрих выслал полуэскадрон Месароша, дав задание разведать расположение противника в новой диспозиции. Из разведки они вернулись на рассвете, и Месарош доложил Ульриху, что пехота и конница противника отступали всю ночь без остановки и рассредоточились за Почаевом, на линии бывшей австро-венгерской границы, вдоль которой ведутся оборонительные работы.

— Не по плечу, видать, панам маневренная война, — раздумчиво сказал Ульрих, почесывая тоскующий по бритве подбородок. — Ясно, что ихние генералы больше надеются теперь на окопы, чем на маневр.

Усталый Месарош переступил с ноги на ногу и, поразмыслив о чем-то, басовито промолвил:

— Чтобы не дать пану закрепиться, хорошо бы и здесь пройтись с огоньком по его тылам, товарищ комбриг, как под Мезенцами.

Ульрих одобрительно кивнул:

— Правильно мыслишь, Месарош. Лихая паника в тылу неприятеля — наша надежная союзница…

Отпустив Месароша, Ульрих стал будить спавшего рядом с ним штаб-трубача Лавренюка.

— Вставай, Сашко, — добродушно уговаривал Ульрих сраженного усталостью подростка. — Вставали и труби «подъем»… Вставай, вставай, не задерживайся! Доспать можно и в седле, не обязательно на бурке!

И, вскочив на ноги, Ульрих бодро зашагал к ручью, где уже фыркали, споласкивая сонные лица, бойцы и командиры, разбуженные приездом полуэскадрона Месароша.

…Весь путь по холодку бригада шла форсированным маршем. А с восходом солнца сделала привал в лесистом овраге, покормила лошадей и, не сбавляя аллюра, тронулась дальше.

Был знойный полдень. Кони котовцев изнемогали от жары и назойливых мух, на ходу мотая головами, звучно всхрапывали. В узкой дали лесной дороги неожиданно показалась окраина местечка Почаев. В просветах вековых лип, плотно обступавших древнюю обитель, замелькали белые стены монастырской гостиницы, весело заискрилась на солнце золотая шапка величавой колокольни. Вид обители радовал котовцев обещанием скорого отдыха, но одновременно и настораживал.

— А что, если в местечке шляхта? — притворно встревожился пулеметчик Андрей Белый и вопросительно уставился на взводного Максима Яблочко.

— Не бузи, парень, — ответил взводный. — Ежели бы в местечке был противник, наша разведка давно бы подала сигнал.

— Ну коли так, значит, отдохнем здесь, а то, гляди, и подзаправимся, потер руки Белый и подмигнул товарищам. — Монахи любят посопеть за трапезой.

— А ты откуда знаешь? — спросил кто-то из глубины взводной колонны. — В игуменах ходил, что ли?

Белый сложил молитвенно руки, с наигранным сожалением вздохнул:

— Ходить в игуменах господь бог не сподобил, а вот отец мой, когда приходилось ему рубить дрова у сельского батюшки, не один раз видывал, как тот за обедом по целому барашку уписывал. Так что каптенармус наш большого маху даст, если не добудет здесь пару барашков для эскадрона.

Бойцы засмеялись, и в адрес служителей церкви посыпались остроты.

— Здесь не худо бы исподнее постирать, — энергично задвигал плечами Остап Охрименко. — Который день уже как за пазухой у меня гусеницы погуливают.

Остапа Охрименко поддержал Федор Сторчаков.

— Охрименко дело говорит, — пробасил Сторчаков, передернув крутыми плечами. — В самом деле, почему бы здесь не постирать белье, а заодно и попариться? Монахи, чай, не в корыте, а в бане моются. Небось любители.

Взводный сочувственно поглядел на своего помощника и, прищурив озорные глаза, с усмешкой ответил:

— Не время сейчас баниться-париться! Запарки тут и без бани хватает. А что касается гусениц, то было б только мыло, а с тварями этими можно и в речке расправиться.

Люди давно не мылись, с коней не слезали неделями, поэтому ответ взводного пришелся не по душе кавалеристам.

— С легким паром, братва, — зло прошипел Белый и, выпучив глаза, показал взводу увесистый кукиш. — Теперь осталось только студеного кваску испить да на лежанке поваляться, чтоб тело просохло.

Из рядов подал голос Павел Навроцкий, рослый чернявый кавалерист, только на днях зачисленный в бригаду добровольцем.

— А по мне, хлопцы, — мечтательно воскликнул Навроцкий, — котелок пшенного супу с воблой да краюха житного хлеба куда лучше, чем вся эта кутерьма с барашками да банями!

— Вот это дельный разговор, — одобрил Яблочко, поглядев на Белого и Сторчакова. — А вы про баранов да про баню лазаря затянули. Монастырских баранов, поди, жолнеры слопали, а баня без мыла — канитель одна. Сейчас сам бригадный начснаб и тот, пожалуй, только во сне умывается мылом!

Охрименко недоверчиво покосился на взводного:

— Заливаете, товарищ командир. Вчера мы передали вам целый магазин на колесах, отбитый у панов, так неужто в нем не нашлось хотя бы куска мыла для нашего взвода?

— Не нашлось, представь себе, — ответил Яблочко. — Сигареты да гребенки были, галуны там всякие да аксельбанты были, а мылом даже не пахло!

В разговор вклинился эскадронный вахмистр Федор Митрюк. Он круто повернулся в седле, постучал себя пальцем по лбу и показал на лоб Охрименко:

— Сколько ж панам надо иметь того мыла, чтоб хватало на каждый день намыливать пятки? Соображать надо, Остапушка!