Рассказы о литературном институте

Так и поступаем. Выпиваем и не спешим, салатом из змеи закусываем, ведем сердечные разговоры. А куда нам спешить? Слава Богу, не алкоголики какие-нибудь, принципа культурного пития придерживаемся строго: не мы - для водки, а водка - для нас. И главное и непререкаемое: прежде всего человеческое общение и радость взаимопонимания. Так и получается. Легко и непринужденно течет беседа, много есть в мире интересных вещей, о которых нам, возвышенным людям, необходимо поговорить, поделиться знаниями. А пустое времяпровождение не для нас, мы - не из таких.

Девушки разомлели, цветут и пахнут, пышут здоровьем и молодостью, жаждут познания. Щечки у них пламенеют, глазки сверкают, приятно им, милым барышням, в гостях у хороших ребят в дружеском кругу посидеть. Маша ближе к бутылке подсаживается, берет ее под личный контроль, чтобы слишком не усердствовали. Да мы и сами дело туго знаем, не гоним, так только, по капельке, чтоб горло не пересохло. А Таня пуловер сняла, зашвырнула его в угол, в маечке - футболочке осталась. Тесно ей, широкой натуре, в пуловере. Руки у Тани гладкие, холеные, с рыжими подмышками. У Вити по лицу несколько раз будто судорога пробежала.

- Она что, в баню, что ль, пришла? - слышу я его свистящий шепот.

- Да нет, не в баню, просто жарко у нас, Сахара.

- А-а-а... - с большим сомнением соглашается он и замолкает.

А мне вдруг так легко и трепетно сделалось, зазвенели в груди золотые и серебряные колокольцы, хоть в пляс пускайся! Так я умилился и расчувствовался, переполняет меня беспричинная, светлая радость, хоть серенаду пой! И почему я такой чувствительный? Вообще странная штука жизнь. Чем больше живешь, тем больше ничего не понимаешь. То, что раньше казалось очевидным, становится совсем невероятным и непостижимым. Единственное, что я понял после бдений и раздумий: жить надо так, чтобы всегда в душе свадьба пела и плясала. Плясала и пела, несмотря ни на что!

А Маша протягивает пустую бутылку, возвращает на грешную землю. Как так?! Только-только разговорились по душам, а водка, подлюка, опять возьми и закончись. Вот и не спешили! А Машины глазки-проныры лучатся, как у невесты, подмигивают, намекают, что они с Таней еще выпить не прочь. Ясное дело, что не прочь. Нам и самим хочется, мы тоже живые люди. Только денег у нас, извините, нет, водки нет, ничего нет, одни нищие слезы. Переглядывались мы с Витей, переглядывались, вздыхали, наконец, развели руками и признались:

- Все, девоньки, пас, денег нет ни шиша, хоть режьте, поиздержались за праздники.

Таня вопрошающе смотрит на Машу, Маша терпеливо разъясняет ей проблему. Таня недоуменно пожимает плечами, делает слегка обиженное лицо, раскрывает свою замшевую котомочку и вынимает двумя пальцами сине-зеленую бумажку. Теперь мы в полном недоумении. Маша поясняет: это пять английских фунтов, других денег у них нет, дадут за них бутылку водки?

- Фунты?

Мы таких денег отродясь не видели, но виду не подаем, держим марку.

- Пять фунтов - это почти десять долларов, - продолжает Маша, блещет умом, не голова у нее, а Дом Советов. - Так дадут за них бутылку водки?

- Бутылку за почти десять долларов?! Да конечно же дадут, много больше дадут!

Берем мы на радостях заветную бумажку, смотрим на часы, а на часах-то - мама родная! - второй час ночи.

Вот засиделись у кумы на именинах, вот влипли! Ведь живем мы не у себя дома: ушел-пришел, когда пожелалось, а в общежитии, внизу - вахта, порядки строгие, в двенадцать - отбой: никого не выпускать! Есть, конечно, вахты человечные - Минаевна, например, с которыми можно договориться, сунешь в руки денежку, - тебя и выпустят на свежий воздух, и ждут, пока не вернешься. Но сегодня, как назло, вахта самая кровожадная, две слишком принципиальные особы дежурят, вооруженные партбилетами. Мы с Витей давно у них не в почете, почему-то считают они нас горькими пьяницами, даже на трезвых с подозрением смотрят. Не понимают, глухие люди, души прекрасные порывы, не видят в нас надежду и опору. Так что соваться нечего, будет одно сплошное истребление человеческого достоинства и помыкание. Но деньги, эти самые живые фунты, в наших надежных руках, а раз так, значит, их отоварить нужно, извертеться на пупе, но - отоварить. А уж как кротко при этом девушки на нас смотрят, хотят побыстрее в путь спровадить, сколько в их глазах мольбы и надежды, а пальчики от нетерпения коготками воздух царапают. Вот те, Витя, и англичане! Вот тебе и искусствоведы!

Делать нечего, набросили мы на плечи пальтишки, кивнули дамам: ожидайте, жар-птицы, а мы, Иваны-царевичи, смотаемся туда-сюда и обратно. А путь у нас один: коль нельзя по-человечески в двери выйти, - через форточку, со второго этажа. Стыд, срам взрослым интеллигентным людям выходить через форточку, но другого пути нет, обложили со всех сторон нашего брата. А это почти подвиг: без шума и пыли выбраться наружу и также благополучно вернуться с драгоценным грузом. Здесь требуются определенные волевые и физические усилия и все это так или иначе сопряжено с риском сломать себе шею.