Рассказы о любви

Ну хорошо, молодые люди, не терзайте меня. Я расскажу вам кое-что из своей студенческой жизни — о прекрасной Саломее и моем дорогом Хансе Амштайне. Только не шумите и не воображайте, что речь пойдет о флирте среди студентов. В этой истории нет ничего смешного. И дайте мне еще один бокал вина! Нет-нет, белого. Закрыть окна? Нет, мой драгоценный, пусть гремит гром — это подходящая декорация для моей истории. Зарницы, гром и душная ночь создают нужное настроение. Такие современные господа, как вы, должны наконец увидеть, что и мы в свое время тоже кое-что пережили, прошли огонь и воду, все было, на нашу долю выпало немало. А вы свои бокалы наполнили?

Я рано лишился родителей и все свои каникулы проводил у дядюшки Отто, в его скалистом гнездышке в Шварцвальде, поедая фрукты из сада, слушая рассказы о разбойниках и занимаясь ловлей форели, и в этом я, благодарный племянник, полностью разделял вкусы моего дядюшки. Я приезжал летом, осенью и на Рождество, с тощим ранцем и пустым рюкзаком, объедался там, набивая щеки, каждый раз немного влюблялся в мою дорогую кузину и забывал ее тут же, возвращаясь назад, поскольку эти чувства не были глубоки. Я курил с дядюшкой на спор его едкие итальянские сигары, ходил с ним на рыбалку, читал ему книжки из его библиотеки, забитой детективами, а по вечерам отправлялся вместе с ним в пивной бар. Все это было весьма недурно и представлялось мне похвальным мужским занятием, несмотря на то что блондинка кузина бросала порой умоляющие или полные упрека взгляды — она была нежной натурой и не испытывала ни малейшей склонности к буйным выходкам.

В последние летние каникулы, перед тем как стать студентом, я опять гостил у дядюшки, много болтал и хвастался, проявлял барские замашки и заметно подрос, как и полагается абитуриенту. Но вот однажды появился новый лесничий. Это был добрый и тихий человек, «немолодой и не совсем здоровый», нашедший подходящее для своего возраста местечко.

С первого взгляда было ясно, что он много говорить не будет. Он привез с собой добротную домашнюю утварь, поскольку был богатым человеком, а кроме того, великолепных собак, небольшую длиннохвостую лошадку вместе с изящной повозкой — и то и другое слишком хлипкое по характеру местности, — отличное ружье и новомодные английские рыболовные снасти — все очень симпатичное и чистенькое, свидетельствующее о достатке владельца. Все вместе это оставляло приятное и радостное ощущение. Но что еще сопутствовало этому впечатлению, так это присутствие его приемной дочери по имени Саломея, бросавшее на все остальное некоторую тень. Бог его знает, как это дикое дитя прибилось к этому серьезному и спокойному человеку! Она была как экзотический цветок — родня какого-то далекого кузена не то из Бразилии, не то с Огненной Земли, красавица, странная для наших мест и с какими-то особыми странными манерами.

Вам, конечно, хочется узнать, как она выглядела. Это не так-то просто описать — прежде всего это была вызывающая красота, экзотическая, по сути. Высокий рост, около двадцати лет, безупречно сформировавшаяся фигура, от макушки до пяток пышущая здоровьем и радующая глаз, — шея, плечи, руки и запястья были крепкими, коренастыми и при этом очень подвижными и не лишенными благородства. Волосы — густые, пышные, длинные, темно-русые — слегка курчавились вокруг лба, сзади забранные в большой пучок и проткнутые спицей. О ее лице я не склонен говорить много — оно было, пожалуй, полновато, а рот слишком большим, но оторваться от ее глаз было невозможно. Большие, золотисто-карие и слегка навыкате. Когда она, как обычно, смотрела перед собой и улыбалась, широко раскрыв глаза, это было похоже на предмет живописи, но если направляла взгляд на кого-то, это приводило в смущение. Она смотрела так открыто и беззаботно, почти разглядывая в упор или совершенно равнодушно, без всякого стеснения или девичьей скромности. Не то чтобы нагло, скорее как красивое животное, неуправляемое и бесхитростное.

И она так себя соответственно и вела. Если ей что-то нравилось или не нравилось, она не скрывала этого; если разговор казался ей скучным, она упорно молчала, тихо смотрела в сторону или глядела на собеседника с такой скучающей физиономией, что тому делалось стыдно.

Последствия не заставили себя ждать. Женское окружение находило ее невозможной, мужчины были от нее без ума. То, что я с ходу в нее влюбился, само собой разумеется. Но в нее влюбились также помощники лесничего, аптекарь, молоденькие школьные учителя, вице-председатель, сыновья богатых лесоторговцев, фабриканта и доктора. Поскольку Саломея не ограничивала свою свободу, ходила на прогулки одна, наносила в округе многочисленные визиты в изящном своем экипаже, сблизиться с ней не составляло труда, и за короткое время она собрала довольно пышный букет признаний в любви.

* * *