— Матка где? — спросил он непослушным, сразу ставшим хриплым и словно чужим голосом.
— Угнали. Пшистско угнали, — махнул мальчик рукой в сторону мельницы.
Кунин сел у костра. И дети сели рядом. Мальчуган сейчас же двумя веточками полез в костер и выхватил из углей несколько уже подгоревших картофелин. Подхватив самую большую, он протянул ее Кунину. Тот взял горячую картофелину, перебрасывая с ладони в ладонь, очистил и съел с наслаждением.
Мальчик, помогая себе жестами, рассказал, что три дня назад стоявшие в деревне гитлеровцы ушли и угнали все население села. Они с Янкой спрятались в поле. А мать и всех других угнали. На другом конце деревни остался еще один глухонемой старик. А больше никого в деревне нет.
— Да-а, — неопределенно протянул Кунин, — вот ведь как бывает. Ну, ладно, — встал он, — вы напеките картошки, побольше.
Мальчуган посмотрел вопросительно.
— Побольше, — повторил Кунин и, показав на картофелину, округло развел руками. — Понял?
Мальчик кивнул.
— Ну вот, а я скоро вернусь.
Капитан лежал на прежнем месте.
— Что там? — спросил он.
Кунин рассказал, что увидел и услышал в деревне.
— Вот ведь гады какие, — закончил он, — всех угнали. А те двое ребятишек теперь, считай, сироты. И одичали они, как волчата…
— А у тебя свои-то есть? — спросил капитан.
— Нет, — Кунин помолчал. — А были бы уже, если б не война. Я жениться собирался, да война помешала.
— А у меня двое, — сказал капитан. — Тоже вот мальчик и девочка, — он вздохнул. — С бабкой живут…
Помолчали. Кунин первый прервал молчание.
— Что будем делать, товарищ капитан? Заночуем в селе?
— В селе опасно, ночью могут нагрянуть.
— Ну, тогда я схожу туда за картошкой и воды вскипячу, пока у ребят костер горит.
Капитан помедлил с ответом.
— Так я пойду? — спросил Кунин.
— Подожди, вместе пойдем, — решил Дорохов.
И они пошли к маленькому костру, горевшему меж картофельных гряд.
В двух флягах Кунин вскипятил воду, и пока она остывала, все ели горячую, ароматную картошку, похрустывая подпеченными корочками. А потом с наслаждением пили кипяток. От горячего разомлели. Девочка, сидевшая рядом с капитаном, привалилась к нему и засопела носом.
— Уснула, — шепотом сказал Дорохов и погладил ее по льняной головке.
— Вы где спите-то? — спросил у мальчика Кунин.
Тот сказал, что спят они на огороде, в соломе, потому что в хате им жутко.
— Иди, покажи где — Янку надо отнести.
Кунин отнес девочку и вернулся.
— И нам пора, — сказал он.
— Пора, — согласился капитан.
Они затоптали костер и вернулись на свою опушку.
Ночь прошла спокойно. И днем никто не завернул в деревню. Кунин без помех напек картошки и наполнил ею свой вещмешок.
— Тихое местечко, — сказал он капитану, когда они, расположась на опушке, завтракали печеной картошкой.
— Да, от шоссе в стороне, — ответил Дорохов.
— Тут бы можно и подождать.
— Чего подождать?
— Наши же вот-вот наступать будут.
— Нет, Кунин, — решительно возразил капитан, — ждать нам с тобой не с руки. Мне сегодня лучше, так что ночью пойдем.
— Ваша правда, — согласился Кунин. — Не подумав я сказал. Обязательно идти надо, а то как наступление начнется — нам, саперам, дела хоть отбавляй… Только ребят жалко.
— Ребят жалко, — согласился Дорохов, — хорошие ребята. Я вчера посидел с ними, будто у своих побывал… А идти все же надо. Придем к нашим — поторопим, скажем: ждут нас там дети, и отцы их, и матери, которых гитлеровцы угнали, ждут.
Шли всю ночь на восток. Утром сделали привал, укрывшись в густом кустарнике, что рос на пологом холме. С холма видна была проселочная дорога. Днем по ней тянулся на запад длинный обоз, небольшими подразделениями двигались к фронту солдаты.
А фронт был уже близко: утром с востока отчетливо доносилась пулеметная стрельба.
Весь день Дорохов и Кунин пролежали в кустах. Как только стемнело, тронулись в путь.
— Теперь держи ухо востро, — сказал капитан, — того и гляди на артиллеристов или на тылы немецкие наскочить можно.
Нога у Дорохова сильно болела, но опухоль спала. Лихорадить его перестало, и он довольно быстро передвигался, опираясь на свою суковатую палку.
— Это картошка помогла, — пошутил он. — Я с детства к печеной картошке пристрастие имею. У нас даже пионерская песенка про нее была. Ты, Кунин, молодой, не застал уже ту песенку.
В полночь они вышли к небольшой роще. В глубине ее изредка вспыхивали огни, справа слышалось урчание невидимого мотора. Роща была заселена, и ее пришлось обойти. Взяли левей и через полчаса достигли гряды холмов, тянувшихся с севера на юг. Поднялись на один из них и легли, осматриваясь.
При неверном свете звезд смутно виднелся только склон холма, внизу поросший не то мелким лесом, не то кустарником. А дальше все тонуло во мгле. Вдруг справа, из рощи, взлетела ракета. При ее свете Кунин рассмотрел, что у подножия холма растет лесок, а дальше он переходит в редкие кусты. Еще дальше широкой дугой лежал овраг. Где он кончался и где начинался, не было видно.
— Передний край наш близко, за тем оврагом, — сказал капитан. — Я это место немного знаю. Мы с тобой выйдем к нашему левому соседу.
— А вы у них были? — спросил Кунин.
— У кого?