Рассказы о походах 1812-го и 1813-го годов, прапорщика санктпетербургского ополчения

По непроходимой грязи ехали мы туда трое суток, — и по этому уже расчету не могли воротиться к сроку отпуска, а как ответственность за просрочку одинакова, то мы и вздумали подолее пожить. — Да и можно ль было иначе? Прелестнейший город, отличное общество, чудесный везде прием, у нас много денег, молодости и охоты влюбиться…. День за день, веселость за веселостью. Удовольствие за удовольствием — и мы прожили три недели. — Товарищ мой влюблен был в дочь одного городового Советника. Это было ему и под стать. Он был из весьма хорошей Фамилии, значительного чина (в 20-ть лет Коллежской Асессор), отличной образованности, прекрасный фортепьянист, наилучшей и благороднейшей души человек и очень хорош собою. Мудрено ли ему было понравиться и Немкам и Немцам? — Его везде на руках носили, — а за ним и я был приглашаем. При нем все мои дарования исчезли, — но я этому не завидовал. Я был занят очень скромным волокитством. Я страстно влюбился в дочь хозяина нашего Английского трактира и с ума сходил по ней. Один из ежедневных тамошних посетителей, купец, сделался моим другом и поверенным. Казалось он от души старался помогать нам, — но Тереза, уступая силе моей любви, хотела законного брака — и это держало в узде порывы моего романтизма. Я однако же всякий день более и более воспламенялся, потому что короткость обхождения сильно жгла молодую кровь. Поверенный мой с Немецким радушием хлопотал за меня, я ему давал поручение за поручением… вдруг я узнал, что он сам влюблен в Терезу — и уже однажды предлагал ей свою руку, — но получил отказ. — Это меня взорвало. С бешенством бросился я к нему, сказал ему о том, что узнал — и получил от него очень равнодушное признание, что все это точно правда. — За что ж вы сердитесь, прибавил он? Да может быть еще десять человек влюблены в Терезу, — но разве это мешает вам быть предпочтенным ею? Если вы на ней женитесь, то она конечно будет счастлива, — и я любя ее, буду очень рад. Обольстить же ее вы верно не захотите…. Я тотчас же смягчился и помирился. Самоотвержение его меня трогало. Я решился также пожертвовать собою и поручил ему объявить ей и отцу, что я действительно намерен на ней жениться. Он немедленно выполнил мою комиссию. Тереза была в восторге, отец изумился, — но надеялся однако изумить и меня. Он велел сказать мне, что как ни велика честь, делаемая его дочери, но что он дает за нею 20 т. талеров, а это-де то же чего-нибудь да стоит, Впрочем и он, и Тереза изъявили совершенное свое согласие. Я был счастлив, полетел к ним, обнимал всех и с той минуты пользовался всеми правами жениха.

Надобно однако было открыть все товарищу. Его я больше всего боялся. Кое-как намекнул я ему о моей любви — и это его отнюдь не удивило, но когда я скрепясь сказал, что готов даже жениться на Терезе, — то он представя мне все безрассудство подобного поступка, прекратил все рассуждения тем, чтоб после завтра отправляется под Данциг, потому что в городе известно стало о капитуляции, заключенной Раппом, — и следственно нам надо было торопиться ехать к церемониальному шествию. Я ожидал этого, но как вместе с тем знал, что свадьба моя не теперь же может быть сыграна, то и замолчал, уверенный внутренне, что все-таки поставлю на своем. На другое утро объявил я Терезе, что еду завтра под Данциг, с тем чтоб устроить свои дела и возвратиться к ней как можно поскорее. Она поплакала, я расцеловал ее, успокоил— и проведя с нею один из приятнейших дней моей жизни, уехал на другое утро.

В грустном расположении духа ехали мы оба с товарищем. И он, покидал любимейшее свое существо, и он был любим, — но и ему для успеха не было другой перспективы, кроме холодного Гименея. Он имел довольно силы, чтоб оторваться от этой развязки. — В 1 1/2- милях от Эльбинга была обыкновенная переправа чрез Вислу (или рукав ее: Ногат), подъехав к ней, вдруг объявляют нам, что сильный лед, шедший по реке, прекратил всякое сношение и, что мы не прежде 2-х недель теперь попадем на ту сторону. — Что было делать против судьбы? Внутренне оба радуясь, воротились мы в Эльбинг, явились к Коменданту, — и как ему известно уже было о прекращении сообщений, то он дал нам новые квартирные билеты, — и мы вдруг неожиданно опять явились к нашим тоскующим красавицам. Быстро пролетели эти две недели, — и не смотря на все удовольствия наши, нам было очень досадно, что под Данцигом все без нас кончилось. Эльбингские газеты уже известили нас о неутверждении ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ капитуляции, о приказании ЕГО предложить гарнизону, или сдаться военнопленными, или продолжать Защищаться, о согласии его на исполнение воли ГОСУДАРЯ, о церемониале сдачи крепости, выхода войск и празднествах в Данциге в честь Русских, — все это случилось без нас! — Мы ежедневно справлялись о переправе и при первой возможности полетели туда.